Блек. Маркиза д'Эскоман

Он едва ли не почтительно поцеловал руку Маргариты. Господин де Монгла принадлежал к той эпохе, когда почитание мундира, каким бы скверным ни было мнение о том, кто его носил, доходило до скрупулезности.

Маргарита тут же завела разговор о самых обыкновенных предметах; потом она ловко перевела его на Шатодён, на их общих знакомых, на господина маркиза д’Эскомана, остававшегося одним из ее поклонников. А уж от г-на д’Эскомана она самым естественным образом перешла к его жене.

Но как ни ловко она рыла подкоп, с таким опытным противником, как шевалье, приходилось ждать какого-нибудь подвоха. Маргарита и получила его в виде насмешек, которые старый дворянин не пожалел для нее, когда она, чтобы оправдать свое любопытство, заговорила о живейшем участии, проявляемым ею к несчастным влюбленным. Она не добилась своего и не выяснила ничего из того, что ей хотелось узнать.

Неожиданно шевалье заявил, что он собирается удалиться; несмотря на то, что у нее появились дополнительные основания быть им недовольным, Маргарита стала теперь слишком дипломатична, чтобы не протянуть ему еще раз руку и не попросить его заходить к ней почаще.

— Как бы мне этого ни хотелось, я не могу связать себя обещанием вернуться, — ответил г-н де Монгла.

— Отчего же?

— Посмотрите, — произнес шевалье, подавая Маргарите визитную карточку, на которой после слов "Граф де Монгла", заставивших затрепетать сердце молодой женщины, она прочитала слова: "В знак прощания". — Я приготовил карточку, чтобы отдать ее вашему привратнику на случай, если бы не имел счастья застать вас дома.

— Так вы граф? — со вздохом спросила бывшая гризетка.

— Вы достаточно хорошо меня знаете и не можете заподозрить, чтобы я взял титул, носить который у меня нет никакого права.

— И вы уезжаете?

— Несомненно.

— Вы возвращаетесь в Шатодён?

— О! Совсем нет. Я еду… путешествовать.

— В Германию, быть может?

— Немного дальше.

— Скажите же, куда, меня уже сутки тянет сесть в почтовую карету; возможно, я решусь сопровождать вас.

— Не думаю.

— Говорите же, шевалье; мне надоели ваши загадки. Если страна, куда вы едете, привлекательна, то, клянусь честью, я отправлюсь с вами. Говорите же, там веселятся?

— Одни утверждают, что там спят, другие — что там мечтают. Я узнаю об этом завтра.

— Должно быть, вы увидитесь с Луи де Фонтаньё?

— Ох! Бедный малый! Что вы такое говорите? Очень надеюсь не застать его еще там, куда я отправляюсь сам.

Маргарита взглянула на шевалье с изумлением и испугом: она поняла его слова. Шевалье расхохотался.

— Ну да, — сказал он, — завтра, между одиннадцатью часами утра и полуднем я пущу себе пулю в лоб. Я необычайно рад, что вы, приставив мне нож к горлу, вызвали меня на откровенность. Теперь вы обязаны завтра в назначенный час вспомнить обо мне, и, клянусь вам, очаровательная сударыня, что такая общность мыслей необычайно облегчит последние минуты моей жизни.

— Да вы сошли с ума!

— Я прошу Бога, чтобы я еще часов двенадцать оставался сумасшедшим.

Маргарита глубоко задумалась.

— Простите, прелестная красавица, — продолжал г-н де Монгла, — но мне еще предстоит съесть три обеда, расплатившись за них такими же тремя карточками, что и ваша: мне не хотелось бы оставить о себе память как о человеке, который не умел жить.

— Шевалье де Монгла, — внезапно заговорила молодая женщина, — чувствуете ли вы какое-нибудь отвращение к женитьбе?

— Смотря по обстоятельствам.

— К женитьбе на богатой женщине.

— Всю свою жизнь я старался победить свои антипатии к женитьбе; в подобном случае, я думаю, они не устоят.

— Даже если бы эта женщина звалась Маргаритой Жели?

— Почему бы нет?

— Тогда не убивайте себя, шевалье, вот вам моя рука.

Казалось, г-н де Монгла не был ни удивлен, ни взволнован.

— Ах, — откликнулся он, — стыдно было мне, человеку находчивому, не догадаться, что вы ищете себе мужа. В самом деле, милейшая красавица, вынужден вас заверить, что вы нигде не найдете титул за меньшую цену; мне шестьдесят семь лет, я несколько склонен к апоплексии, которой вы и так уже стольким обязаны; и, как бы это ни выглядело со стороны, из нас двоих вовсе не я, возможно, получу от этой сделки большую выгоду; ведь, само собой разумеется, ни вам, ни мне ничего другого и не нужно.

Маргарита кивнула в знак согласия.

Господин де Монгла встал и откланялся.

Мадемуазель Маргарита Жели поднялась и сделала перед ним реверанс: все было решено.

Подобное решение старого дворянина, хотя и принятое in extremis, все равно вызвало всеобщее осуждение. Парижские друзья г-на де Монгла отвернулись от него, не дав себе труда изображать притворство, когда они его избегали.