Блек. Маркиза д'Эскоман

— Так, наверное, ваша славная женушка решила скрыть это от вас, — промолвил краснодеревщик, которого это восклицание наконец убедило в неведении Луи де Фонтаньё. — Сделала она это, видать, от доброго сердца, хотя в том, чтобы отступать перед опасностью, никакого проку нет. Да уж теперь все равно, надо быть ей признательной за благое намерение и не расстраивать ее, господин Луи. Поверьте, я от всей души полюбил вашу женушку. Она и тихая, и опрятная, и трудолюбивая, да и к тому же наряжается как герцогиня. Поговаривают, что вы не женаты, а по мне, так это только злые сплетни, и они не мешают мне приводить вашу жену в пример моей супружнице, хотя и она не совсем лишена благородных чувств. Видите ли, господин Луи, таких жен, как ваша, нужно одевать не в красное дерево, не в палисандровое и не в лимонное, а в чистое золото.

По всей видимости, г-н Вердюр мог бы продолжать в том же духе еще целый час.

Но Луи де Фонтаньё его больше не слушал. Он был совершенно сломлен новостью об этом несчастье; в душе его творилось полное замешательство; думал он не столько об Эмме, сколько о себе; он с ужасом видел, как усиливаются невзгоды, которые она терпит из-за него, но одновременно чувствовал, что его обязанности по отношению к ней становятся более неотложными. Внезапно он встал, чтобы уйти, но г-н Вердюр удержал его за руку.

— Мы еще не обо всем поговорили, — произнес он. — На этом свете есть не только судебные исполнители, есть также и друзья. Послушайте, господин Луи, я не богат, но у меня точно найдется где-нибудь билет в пятьсот франков, который может выручить доброго человека в трудную минуту. Воспользуйтесь этим; сказано, может быть, и плохо, ну да я привык работать больше руками, чем языком. Одним словом, если вам понадобятся мои денежки, то рассчитывайте на старика Вердюра.

Луи де Фонтаньё сердечно пожал руку славному ремесленнику и побежал домой. Эмма еще не возвратилась. После того как он узнал о жестоких испытаниях, какие ей пришлось вынести в предшествующие дни, серьезное беспокойство, вызванное ее отсутствием, стало брать в нем верх над его эгоистическими тревогами. В ту минуту, когда молодой человек вышел из прохода к дому, чтобы посмотреть, не идет ли г-жа д’Эскоман по улице, он столкнулся с человеком в черном, который вручил ему уведомление о наложении ареста на имущество и заявил, что он намерен немедленно приступить к выполнению своих обязанностей, а если ему добровольно не откроют двери магазина, вынужден будет призвать на помощь полицейского комиссара.

Луи де Фонтаньё машинально развернул бумагу, протянутую ему судебным исполнителем, и тут же в глаза ему бросилась подпись на этом документе, сделанная довольно крупным почерком.

Бумага была подписана покровителем Маргариты.

Луи де Фонтаньё прочитал ее внимательней. "Госпожу маркизу д ’Эскоман, называвшую себя г-жой Луи", преследовали именно по требованию г-на Вердьера; сомнений быть не могло.

Луи де Фонтаньё радостно вскрикнул и бросился к особняку Маргариты.

Перед его парадным подъездом выстроилась длинная вереница экипажей. С великим трудом Луи де Фонтаньё протиснулся через толпу гостей, и с еще большим трудом сумел подойти к самой хозяйке.

Наконец он увидел ее; она была занята тем, что отдавала окружавшим ее молодым людям, которые исполняли при ней обязанности адъютантов, последние распоряжения по поводу концерта. Он подошел к ней, но она словно бы не заметила его присутствия.

— Маргарита, — проговорил он, склонившись к ее плечу.

Она обернулась.

— А! Это вы, Фонтаньё? — откликнулась она. — Я вам искренне признательна за то, что вы так старательно сдержали свое слово; я было опасалась, что ваша жена (она голосом выделила это слово) не отпустит вас и заставит сидеть подле нее и распутывать с нею мотки ниток.

Окружавшие ее молодые люди, хотя они совсем не знали Луи де Фонтаньё, расхохотались над этой грубоватой шуткой, словно полагая, что с таких прекрасных уст может слететь лишь прекрасная острота.

— Маргарита, — дрожащим от тревоги голосам тихо произнес Луи де Фонтаньё, — мне необходимо переговорить с вами.

— Так что же? Мне кажется, вы уже начали это делать.

Умоляющим взглядом молодой человек показал на тех, кто мог их услышать.

— Как, Фонтаньё, вы просите свидания наедине? На правах старого друга, — промолвила Маргарита, — вы хотите стать виновником того, что барона хватит удар и я лишусь двухсот тысяч франков годового дохода, которые он мне дает?

— Маргарита, умоляю, речь идет о жизни и смерти!

— Вопросы жизни и смерти имеют свое время, мое милое дитя. В данную минуту я полностью принадлежу своим гостям, и даже если бы ваш вопрос касался лично меня, я не покинула бы их из-за такого пустяка.