Таким образом, Дюжаррик де ля Ривьер и два Шарля – Николь и Лебайи – честно делят между собой лавры первенства независимой и одновременной публикации открытия о, вероятно, вирусной природе гриппа. До конца 1918 года аналогичные опыты поставили немецкие, японские и британские ученые – и пришли к тем же выводам. Немец Хуго Зельтер[302] из Кенигсбергского университета так же, как и Дюжаррик во Франции, все опыты проводил на самом себе. Первая половина XX века в целом была эпохой экспериментов над собой (Мечников, так тот вообще прививал себе с риском до жизни все подряд, вплоть до холеры), но, вероятно, в годы войны, когда все вокруг рискуют своими жизнями, смертельные опыты над собой давались психологически проще. С другой стороны, группа британских исследователей гриппа, опубликовавшая первые результаты в декабре 1918 года, себя щадила, а потерь не избежала: Грэм Гибсон, готовивший итоговый отчет из армейской лаборатории в Абвиле, к югу от Этапля, подхватил грипп и до его мартовской публикации не дожил.
Отважные были люди, однако с научной точки зрения достоверность полученных этими исследователями результатов вызывает сомнения. Все опыты проводились ими на фоне пандемии, когда было абсолютно невозможно гарантировать чистоту эксперимента в силу того, что всепроникающий вирус мог спокойно разгуливать по любой лаборатории, а потому и неизвестно, действительно ли подопытные инфицировались в результате экспериментов или безотносительно к ним. Любой внимательный читатель не мог не обратить внимания, что опыты Дюжаррика и Николя с Лебайи привели их к прямо противоположным выводам: Дюжаррик был уверен, что занес себе инфекцию с фильтратом крови больного гриппом, а в Тунисе два Шарля исключили возможность заражения через кровь. Сегодня известно, что правы были Николь и Лебайи: вирус гриппа через кровь не передается, так что Дюжаррик заболел не в результате инъекции, сделанной ему Лакассанем. Скорее всего, он заразился обычным воздушно-капельным путем как раз при собственноручном заборе крови для приготовления фильтрата у четырех больных солдат, поскольку симптомы начали развиваться у него на третий день, а это стандартный инкубационный период гриппа. Иными словами, как это часто бывает в науке, Дюжаррик сделал логически верный вывод, но только из неверных посылок.
В Бостоне Розенау и его коллега Джон Киган в разгар осенней волны также пытались продемонстрировать, что возбудитель гриппа фильтруем, но у них фокус с передачей заболевания через кровь не прошел, как и у ряда других ученых, однако их результаты, как и аналогичный результат их французских коллег ничего не доказывали по причине их шаткости. Мало ли почему добровольцы не заболели? Может, они переболели весной и приобрели иммунитет. Вообще в научно-медицинском сообществе того времени многие грешили интерпретацией результатов любых экспериментов сообразно своей излюбленной теории. Сам «Geheimrat» Рихард Пфайффер, к примеру, до конца оставался совершенно убежден в том, что его «именная» бацилла как была, так и остается главным, если не единственным кандидатом в возбудители. И все представители и последователи его школы искренне считали, что раз Розенау и многие другие никакого вируса путем фильтрации не выявили, значит, и нет в природе никакого вируса, и сам Розенау с его безоговорочной верой в экспериментальные данные придерживался того же мнения (а это уже пример обратного рода ошибки – неверного вывода из верных посылок). Однако, когда доходило до объяснений причины по неприятному вопросу об отсутствии палочки Пфайффера в части образцов легочных тканей, взятых у жертв гриппа, из его лагеря на голубом глазу отвечали, что, вероятно, ее плохо искали или использовали негодные средства и методы лабораторной диагностики. Не способствовала рассеиванию тумана вокруг вопроса о природе болезни и определенная эффективность противобактериальных вакцин как средства борьбы с тяжелыми последствиями гриппа, хотя, как мы теперь знаем, обусловлена она была тем, что помогала предупредить не сам грипп, а смертельно опасные вторичные инфекции.