Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

12 октября, в тот самый день, когда гриппом заразилась изысканная публика на балу в Clube dos Diàrios, сатирическая газета Careta («Рожа») выразила опасения, как бы власти не раздули из мухи слона и не воспользовались этой банальной limpa-velhos[90] как предлогом для установления «научно обоснованной диктатуры» и попрания народных прав и свобод. Глава управления здравоохранения штата Карлос Зайдль на карикатурах и в фельетонах изображался дрожащим от страха бюрократом-перестраховщиком, а политики открыто объявляли «полной чушью» его «болтовню о микробах, якобы разносящих болезнь по воздуху», и настаивали на том, «что пыль из Дакара досюда никаким ветром не донесет». А когда эпидемия таки грянула, то ее тут же окрестили «сглазом Зайдля». К концу октября заболело полмиллиона cariocas, т. е. больше половины городского населения Рио того времени, однако в прессе все еще звучали авторитетные заявления, что гриппа в городе нет, есть массовая весенняя простуда[91].

К тому времени в городе скопилось так много непогребенных человеческих трупов, что люди стали опасаться, как бы они сами по себе не стали причиной мора из-за разложения и антисанитарии. «На моей улице, – вспоминал один carioca, – из окна в обе стороны был виден целый океан трупов. Поначалу люди выкладывали тела умерших на подоконниках или балконах ногами на улицу, чтобы коммунальные службы их забрали и вывезли. Но людей у коммунальщиков не хватало, и работали эти службы крайне медленно, и в скором времени воздух совсем испортился: трупы стали вздуваться, гнить и смердеть. Тогда многие и начали просто вышвыривать трупы из окон на улицы»[92].

«Старший констебль был на грани отчаяния, когда на выручку пришел Жаманта[93], всем известный заводила карнавалов, предложивший оригинальное решение», – писал Нава. Днем он представал Жозе Луишем Кордейру, журналистом влиятельной газеты Correio de Manhã («Утренняя почта»), в целом неодобрительно высказывавшейся о карнавальных традициях Рио. Но по ночам он оказывался совсем другим – практичным шутником, «который научился водить трамвай и стал брать у города вагоны напрокат на ночь просто для того, чтобы собственного удовольствия ради рассекать на них по улицам ночного города, когда ему, как и положено богемной сове, не спится».

И тут, пока его газете приходилось раз за разом извиняться перед читателями за выходящие с опозданием из-за болезни сотрудников номера, Жаманта оседлал своего любимого конька. «Он выпросил у начальства грузовой трамвай с двумя прицепными пассажирскими вагонами второго класса и стал прочесывать город с севера на юг, очищая его от трупов». По пустынным улицам болеющего ночного города Жаманта свозил свой страшный урожай мертвецов к расположенному на севере Рио, в районе Кажу,2 кладбищу Св. Франциска Ксаверия, разгружал свой зловещий состав, «напоминающий то ли поезд-призрак, то ли корабль Дракулы», возвращался в город за новым грузом – и так до утра, «иногда и достаточно позднего, когда солнце уже давно взошло».

Набат с колокольни церкви при кладбище в Кажу разносился далеко окрест и звучал безостановочно, сводя с ума жителей близлежащих районов. Могильщики рыли свежие могилы круглосуточно и все равно не успевали хоронить все прибывающих мертвецов; у ворот кладбища скопились тысячи тел, ожидающих погребения. Чтобы хоть как-то ускорить процесс, ямы под могилы стали рыть недостаточно глубокие. «Иногда траншеи оказывались настолько мелкими, что, идя по кладбищу, можно было наткнуться на диковинными цветами прорастающие сквозь землю мыски стоп покойников», – вспоминал писатель Нельсон Родригес[94][95].

Чтобы хоть как-то восполнить нехватку рабочих рук администрация кладбищ попыталась было привлечь непрофессиональных копателей на сдельной основе, но люди шли туда неохотно, а с работой справлялись плохо. «Тогда туда бросили заключенных, – писал Нава, – и начался полный ад». Заключенных подрядили расчищать завалы трупов. И пошли слухи о массово отрубаемых у покойников пальцах с кольцами и вырываемых с мясом из ушей серьгах с драгоценными камнями; о том, что там насилуют юных девушек, занимаются некрофилией и вообще хоронят людей заживо. В госпиталях же, рассказывали, безнадежным больным на ночь глядя подносили «чай с отравой», чтобы побыстрее освободить койки для вновь прибывших и сократить мучительный путь бедолаг к «святой обители», как гробовщики иносказательно и лицемерно именовали погосты.