— Но вам отдам за… шестьсот… Можно сказать, себе в убыток. Старая Москва… Скоро вы таких картин и не найдете…
Жерар улыбнулся и полез за портмоне.
— Упакуйте мне, пожалуйста, вот эту и вот эту с церковью.
Работы не бог весть какие, но в качестве подарков и сувениров из перестроечной дикой России они были на уровне.
Продавец засуетился, доставая из рюкзака замятый пакет и обрывки бечевок, бережно сложил картины лицом к лицу и упаковал их.
— А знаете что, давайте, я возьму у вас вот эти цветы вашей родственницы. У меня рука легкая, пусть ей тоже будет удача, — и Жерар опять улыбнулся. — Сколько она стоит?
За крошечную картинку, на которой, впрочем, не без изящества был тщательно выписан букетик ноготков, много просить было уже неудобно, и сошлись на ста рублях. Картинка столь же бережно была отправлена к тем двум, уже упакованным. Жерар достал две тысячных купюры и протянул их продавцу. Тот взял деньги и полез сначала в левый карман, потом в правый… Похлопал себя по карманам в брюках… Потом, тяжело вздыхая, все-таки достал из одного некое потертое и потрепанное подобие бумажника и стал рыться в его многочисленных отделениях, набитых какими-то визитными карточками, клочками бумаг и еще чем-то и, наконец, извлек оттуда три десятки. Протянул их Жерару и продолжил поиски теперь уже в рюкзаке.
— Знаете, мне пришла в голову одна мысль, — сказал Жерар. — Сколько стоят все эти картины вашего нищего?
Продавец моментально смекнул что к чему и тут же выдвинул встречное предложение:
— Берите их все на сдачу. Они, конечно, не очень, в смысле, в плохом состоянии, но, честное слово, просто жалко человека…
Жерар понимающе кивнул и сказал:
— Идет.
Уже в номере Жерар вынул четыре картины из пакета, внимательно осмотрел их и расставил на диване. На обороте каждой было что-то написано. Он понял, что «Андрей Блаженный» — это фамилия, а дальше, видимо, название. Потрудившись с предусмотрительно взятым словарем, Жерар сумел навскидку перевести: «Преддверие», «Добро и зло», «Седьмое колено» и «Распять Христа». Картины тревожили, завораживали, притягивали и не отпускали… Это был культурный шок.
ЖЕРАР И ЛЮК
Жерар ясно понимал, что в одиночку ему не справиться. Вопрос был в том, с кем скооперироваться, с кем дальше делать дело. Взвешивая все «за» и «против», он перебирал в уме одну за другой картинные галереи, но никак не мог ни на ком остановиться. Один вариант вроде бы устраивал его почти во всем, но владелицей была женщина, а Жерар категорически не хотел иметь в компаньонах женщину, так как считал, что за спиной любой женщины всегда стоит тень мужчины — мужа ли, сына, любовника… А посему проще и надежнее иметь дело непосредственно с мужчиной.
В конце концов он решил обратиться к своему давнишнему знакомому, искусствоведу и страстному коллекционеру, склонному к авантюризму, с одной стороны, но, тем не менее, преуспевающему — с другой. Жерар пригласил его к себе, чего он практически никогда не делал, и Люк немедленно принял соглашение. За ужином нейтрально поговорили о том, о сем, потом закурили, и Люк, подумав про себя «Много не дам», сказал:
— Ну, давай, показывай. Или я теряю нюх?
Жерар улыбнулся, встал, открыл дверь в другую комнату и жестом пригласил его войти. На стене, грамотно подсвеченные и теперь уже в скромных, но удивительно подходящих рамках, висели четыре картины Андрея Блаженного. Люк моментально оценил должным образом увиденное, но еще долго щурился на них, переходил от одной к другой, давая себе, таким образом, время прикинуть, сколько Жерар запросит. Диапазона цены не было. Ясным было одно: их надо было перекупить. Люк и Жерар переглянулись и оба поняли, что темнить не имеет смысла.
— Сколько ты за них хочешь?
— Ты меня не так понял, Люк. Я тебе сейчас все расскажу. Эти картины пишет полусумасшедший нищий.
— Гении всегда полусумасшедшие…
— Не буду хитрить. Назови я тебе цену, за которую купил их, ты мне не поверишь. Считай, что забесплатно. Так вот о чем я думаю. Ты делаешь рекламу, создаешь ажиотаж. Не мне тебя учить, как это делается…
— И не учи…
— Я лечу в Москву еще раз и скупаю у него все, что имеется. Это мой план вкратце.
— Подожди, подожди, не горячись. А если у него больше ничего нет? Или он пишет одну картину раз в десять лет? А если ты его не найдешь? А если он уже умер с голоду? Это же Россия… А если он действительно сумасшедший? А если его перехватят? Если уже не… Уверяю тебя, это вопрос времени…
— Слушай, я все равно поеду. Я все узнаю, я найду его.
— Ехать в любом случае надо.
— Ты тоже так считаешь?
— Давай, сделаем так. Для начала снимки.
Они засиделись допоздна, строя планы, намечая сроки, подсчитывая приблизительные затраты и деля ожидаемую прибыль. Одно было ясно: до того момента, как Жерар вернется из своей второй поездки, никто ничего конкретного знать не должен.
Под эгидой искусствоведческой деятельности он уехал в Москву изучать портреты членов дворянских семей XVIII века.
ЖЕРАР. ВТОРОЙ ВИЗИТ В РОССИЮ