Благодарность

Я не свожу с нее внимательного взгляда. Ее подбородок подрагивает.

— Вы их хорошо помните?

— Не отчим.

— В каком году вы родились, Миша?

— В тридцать пятом.

— Ваших родителей депортировали?

Миша кивает. Ее лицо искажается, точно от боли. И ни словечка в запасе, чтобы передать эти чувства.

— Они вернулись?

Она отрицательно качает головой.

Миша встает и направляется к ванной.

Трость она не берет, потому что в комнате чувствует себя уверенно. Помнит каждую опору. Под правую руку, под левую руку.

Я ничего не говорю. Я жду.

Из ванной слышится шум текущей воды.

Несколькими минутами позже Миша возвращается из ванной и снова присаживается рядом со мной. На ее лице улыбка.

— Она приходит не очень часто, знаете. Из-за обременения.

— Мари?

— Да. Доктор велел… Не расхолаживать туда-здесь.

— Скорее всего, у нее угроза выкидыша. Не следует рисковать ребенком. К счастью, вас по-прежнему навещает мадам Данвиль.

— Да, и еще у меня есть моя дорогая Арманд. В столовой мы с ней сидим за одной… столицей.

— Да, знаю эту даму. Она очень энергичная на вид.

— Арманд ходит чуть ли не на все занятости, но я… я… слишком…

— В самом деле, она принимает участие во многих занятиях. Но вернемся к вам, Миша: вы, можно сказать, скоро станете бабушкой! Разве это не здорово?

— Да, в некоем роду. Знаете, это странно… Как же объяснить… Есть такой… такая… вроде… шара, нет? Или такая… такой… — она чертит в воздухе круг, — …который принимает… форму… по кусочку… понимаете?

— Пока не очень. Опишите чуть подробнее, пожалуйста.

— Там есть такие… летали, которые соединяются друг с другом, как мо… музы…

— Мозаика?

— Да, вот-вот. У нее появляется смыслота. В самый подходящий момент. Когда человек пытается объяснить самому себе… потому что все стало таким ложным. Теперь понимаете?

— Думаю, да.

— А Мари? Вы с ней так и не попрощались?

— Не повстречались?

— Ну да.

— Нет, пока не повстречались, она редко приходит по будним дням, а я, если помните, никогда не бываю тут в выходные.

— Вы знаете, что она жила… в том же аэродроме, что и я, когда была… маленькой?

— Да, Миша, вы много рассказывали мне об этом в первые недели нашего знакомства.

— Вот как?

— Да, на наших первых занятиях. Вы поведали мне, что в детстве Мари жила в квартире над вами и что вы заботились о ней. В том же доме обитала и мадам Данвиль — консьержка, которая теперь регулярно навещает вас.

— Да, и приносит мне шоколадные конфеты. Она такая сли… славная. Знаете, она мне з… зву… каждый день. Каждое утро. И в дождь, и в снеговорот. Каждое утро, прежде чем приступить к своим дневным бедлам.

— Она вам звонит?

— Да, вот именно. Она звонила мне еще в те времена, когда я жила у себя. Каждый день, чтобы узнать, как у меня дележка. Представляете себе?

— Да, это очень трогательно. Она по-прежнему живет в том доме?

— Нет. Она вышла на песенку и уехала… туда, где… деревья. Кстати, когда у меня не было времени на Мари, она ходила к мадам Данвиль. Но ко мне все равно намного чаще.

— А родители Мари?

— Про отца ничего не знаю. А мать была… такой печальной… молодой женщиной… Иногда она проводила весь день у себя… не вставая с кровати… спала, спала все время, представляете, шторы закрыты, двери закрыты, глаза закрыты, а иногда просто ухаживала, не предупредив, сначала только на ночь, а потом надолго, могла сбежать на несколько дней.

— Она уходила из дома?

— Да-да.

Я чувствую, что эти воспоминания бередят Миша душу. Она редко откровенничает о прошлом.

— Я встречала малышку в аэродроме. То с матерью, то совсем одну. Она… с куклами или этими… штуками из пластмассы. Как-то раз я пошла в парк… День выдался очень холодный. И они с матерью были там, они…

— Гуляли по парку?

— Да, но девочка… Она шла без халата.

— Без пальто?

— Да. У нее его не было. А ее мать все говорила и говорила, она была милашка с дочкой, но, казалось, не замечала. Холода. Тогда я отдала свой пульт Мари и сказала: приходи ко мне, когда захочешь.

— Она узнала вас?

— Да, разумеется. Мы часто виделись в… проезде.

— В подъезде. И она пришла?

— Да, несколько дней спустя она постучалась в мою дверь. Я была… так… Но что я могла сделать? Она поужинала, а затем снова ушла. Потом она приходила… очень часто… И даже оставалась на ночь. А потом проводила у меня почти все время.

— Вы не предупредили службу социальной помощи?

— Нет. У меня мелькала такая мысль, но… в голове крутилось слово, это слово, знаете… страшное.

— Какое слово, Миша?

— Ну, которое… понос. Только глу… гло… глагол.

— Доносить?

— Да. Доносить — для меня это было решительно немозвожно. Просто духу не хватило бы… Ее мать пыталась… выпутаться, она была очень… понимаете? Она тоже иногда приходила ночевать ко мне. Случалось, по нескольку дней с нею все было благополучно. И тогда она сама занималась дочкой.

— Что с нею стало?

— Она умерла. Мари только достигла… совершенства.

— Совершеннолетия?

— Вот именно. Попала… — Миша не может подобрать нужного слова, — …машина…

— В автомобильную аварию?

— Да.

— И после этого вы взяли на себя всю заботу о Мари?

Молчание обволакивает нас.

— Вам тяжело вспоминать об этом, Миша?

— Да, но теперь… иное дело. Совсем… инаковое.