— Ублюдки! — Рассказ Свирида слышали все, у каждого на лице играли желваки по мере повествования, но первым не выдержал Жучков. — Я многого навидался в лагере. Эти суки стреляли в нас просто для развлечения, ставили на сотню человек ведро помоев и ржали, глядя, как оголодавшие люди дерутся за то гнилье… Но пятнадцать тысяч человек! За день!
Авдей спрятал лицо в ладонях и тихо застонал. Остальные молчат. Молчат, потому что нечего сказать. Слова не могут служить ответом на то, что совершили фашисты, — только веревка или, на худой конец, пуля. Немного помолчав, Свирид продолжил.
Рейхсканцелярия вместе с большинством остальных организаций оккупационных властей расположилась на бывшей улице Калинина, ныне переименованной в Шлоссенштрассе. Там же обосновался и Кох. Для того чтобы попасть на работу или вернуться домой, гауляйтеру достаточно было всего лишь перейти небольшой сад, находящийся позади здания рейхсканцелярии.
— Погоди! — перебил я Свирида. — Сад простреливается? Что, если мы посадим стрелка на чердак одного из домов, с которого открывается вид на сад?
— Не пойдет, — даже не раздумывая, покачал головой Свирид. — Попасть на Шлоссенштрассе практически невозможно. Вокруг всего района, где фашисты разместили свою администрацию, усиленные посты. Пускают только немцев и по специальным пропускам.
— В смысле, не немцев, которым выдан пропуск? — уточнил я.
— Фольксдойче. Кое-кто из немцев, живших в городе до войны, работает в немецких организациях. — Он сплюнул. — Предатели! Еще туда приводят пленных для всякой черной работы — улицы метут, нужники чистят… Но эти работают под охраной.
— Скажи, а среди фольксдойче у вас людей нет?
— Нема. — Он даже удивился. — Как можно доверять немцам? Мы с ними дел не имеем. Но не в том дело. Там все дома немцами заняты. И не простыми — генералы, полковники, прочее офицерье… Там же разместилось и гестапо, и криминальная полиция. Охрана такая, шо и мыша не пробежит. Куда ни плюнь — в фашистскую сволочь или в предателя попадешь!
Ладно. Вариант со снайпером — отпадает. Учитывая маршрут Коха, да и вообще общий уровень охраны, отпадает и вариант с покушением на улице. В здание рейхскомиссариата мы тоже никак не попадем… Варианты с переодеванием в немецкую форму я отбросил сразу же — в моей группе нет никого, кто сможет сойти за своего среди немцев, а если бы у подпольщиков были такие люди — они бы уже попытались провернуть такую операцию.
— А хорошие новости есть вообще? — горько усмехнулся я.
Единственной нашей надеждой, как сказал Свирид, остается попытаться совершить покушение за городом. И вот здесь нам очень поспособствует то, что гауляйтер не сидит на месте. Несмотря на то что Кох приступил к обязанностям всего лишь чуть больше месяца назад, он уже успел два раза смотаться в Берлин. Судя по всему, такие поездки будут продолжаться довольно часто. Для своих разъездов Кох всегда использовал специальный самолет, который взлетал и садился всегда на один и тот же аэродром. Значит — хоть какая-то надежда замаячила! — есть шанс перехватить его по пути на аэродром. Однако омрачает все то, что охрану гауляйтер никогда не ослаблял.
— Значит, что мы имеем, — задумчиво подытожил я. — Единственная возможность для нас — это напасть на дороге к аэродрому на кортеж из кучи мотоциклов, нескольких бронемашин и легковушек?
На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Я, покачивая головой, напряженно обдумывал нарисовавшуюся словами Свирида картину, остальные мои ребята, судя по лицам, тоже размышляют. Свирид сидит спокойно, никого не торопит и всем своим видом показывает, что ожидает нашего решения.
— Только если попытаться заложить заряд на дороге и подорвать кортеж… — Это было не предложением, а просто мыслями вслух, но Свирид тут же ухватился за эту мысль.
— Об этом мы уже думали, — сказал он. — Но у нас нет столько взрывчатки. А главное — у нас нет специалистов, чтобы правильно заложить ее.
Нет специалистов? Как же организовывали подполье, когда оставляли город? Ни передатчика, ни взрывчатки, ни подрывников… Я покачал головой.
— А известно, в какой именно машине едет Кох?
— У него флажок такой на авто… — Свирид довольно подробно описал бело-красный флажок, в центре которого раскинул, в дубовом венке, крылья золотой орел, сжимающий в когтях еще один венок со свастикой, и буквы G и L по бокам, долженствующие, видимо, означать «гауляйтер».
— Ну, тогда все упрощается, — обрадовался я. — Было бы гораздо сложнее, если бы нам пришлось гадать, в какой из нескольких машин едет цель…
— То вы согласны? — быстро спросил Свирид.
Опа! По ходу дела я настолько увлекся обсуждением плана, что даже забыл о том, что еще не дал своего согласия. Да, говорить — хорошо, но идти такими силами, пусть и с помощью подпольщиков, на роту немцев с бронетехникой… Пока я чесал затылок, раздумывая, как выбраться из этой ситуации, отозвался Жучков.