Битвы орлов

Обворожительная Маргарита пригласила гостей в столовую, куда подали чай с разными лакомствами. Взгляды Бенкендорфа и Волконского случайно встретились, молодые люди улыбнулись друг другу. Саша был еще в плену воспоминании. "А знаешь, — негромко сказал он Сержу, — полиция там поставлена на широкую ногу, Фуше известно всё: где что случилось, кто что сказал или подумал; вот бы и нам такую". Приобняв Сержа за плечи дружески-фамильярным жестом, Alexandre вошел в столовую вместе с ним.

Общий разговор возобновился, перескакивая с одного на другое. Глядя на мадемуазель Жорж qui gouvemait son petit monde[34] с видом ласковой кошки, в любой момент готовой схватить добычу когтями, Серж подумал про себя: "Не потому ли Фуше позволил себя одурачить, что сам этого хотел?.."

Мы все торопимся судить о людях, — продолжал он мысленный разговор сам с собой, возвращаясь в казармы. Постигли мы их поступки или нет, а уж спешим дать им определение, почему-то считая себя вправе выносить суждения и раздавать характеристики. Чтобы не казаться смешными, не верим в существование непостижимого, стараемся свести его к вещам понятным и заурядным; завидуя чужим добродетелям, наводим лорнет на недостатки; не в силах возвыситься до идеала, втаптываем его в грязь. Можно ли считать Наполеона гением? Безусловно. Злым гением — допустим, но существом высшего порядка, не достижимым для большинства людей. Даже то обстоятельство, что ближайшие его родичи суть посредственности, не умаляет его собственных достоинств. Умея притягивать к себе людей необыкновенных, он всё же не может найти себе равного, а что может быть на свете хуже одиночества? Вот наказание для гениев, ниспосланное свыше. Человек недюжинный не живет одним днем, он должен оставить след, зажечь маяк. Великий артист завещает потомкам свои произведения, великий мыслитель продолжает жить в своих учениках. Но есть ли наследие у великого завоевателя?

КУОПИО

— Что они там делают? Барана, что ли, свежуют? Нашли время!

Майор Лорер поскакал к кучке спешившихся казаков в двадцати шагах от дороги.

Встав в кружок, казаки взмахивали руками, глядя при этом вниз; за спинами ничего не разглядеть, однако долетавшие стоны ничем не напоминали баранье блеянье. Лорер встревожился, а когда подъехал поближе, пришел в неописуемый гнев.

В яме с жидкой грязью на дне копошилось несколько совершенно голых окровавленных людей, казаки кололи их пиками.

— Прекратите немедленно! — Сабельный шрам на лице Лорера стал пунцовым. — Сотник Нестеров! Я вам приказываю!

Лохматый Нестеров и бровью не повел, только конь его прядал ушами.

— Баловство! — пробасил сотник. — Так их, ребятушки! Туда им и дорога!

Крылья его ястребиного носа на заросшем волосом лице хищно раздувались. Лорера передернуло; он дал лошади шенкелей и поскакал догонять эскадрон.

Война в Финляндии из регулярной давно превратилась в "вандейскую"[35], как говорили пожилые офицеры.

Уже весной страна сделалась непроходимой не только из-за топей, оврагов, ручьев и озёрец, но и по вине финских крестьян, взявшихся за оружие. Мосты и переправы разрушали, дороги перекапывали, а зайти в лес хотя бы на сто шагов было опасно, потому что саволакские охотники, знавшие все тропки в болотах и дебрях, появлялись и исчезали точно призраки, стреляя почти без промаха. Грубые души чаще становятся игрушкой страстей; жестокость порождала свирепость. Солдаты и офицеры из свеаборгского гарнизона, отпущенные по домам, сколотили из финских крестьян разбойные шайки, которые нападали на обозы, забирая у русских фураж и провиант, уводили лучших лошадей, а остальным подрезали жилы под коленями; фурлейтов и курьеров убивали, их изуродованные тела закапывали стоймя в землю или развешивали на деревьях у дороги. В ответ русские вешали захваченных с оружием солдат при кирхах, наказывая за измену, расстреливали крестьянских вожаков, а прочим брили голову и отсылали в Свеаборг на крепостную работу. Это еще больше ожесточало финнов; Лорер своими глазами видел яму с обгорелыми останками казаков — раненых сожгли вместе с мертвецами. Нестеров считает, что вершит возмездие, но ведь те несчастные — не партизаны, а застрельщики, прикрывавшие отступление полковника Сандельса! Нельзя же, в самом деле, превращаться в варваров, в диких зверей!

Оставленный шведами после кровавого боя Куопио встречал победителей кладбищенской тишиной на пустынных улицах. Деревянные дома, выкрашенные в цвет запекшейся крови, стояли нараспашку, но с плотно закрытыми черными ставнями; на огромной рыночной площади застыл недостроенный каменный храм.

Войско встало на биваках за городом, опасаясь возвращения Сандельса, который успел перевезти свои отряды со всей артиллерией и обозом на другой берег озера Каллавеси, а уланские офицеры наперегонки занимали квартиры.