На всех перекрестках зачитывали прокламации Мюрата, принявшего на себя полномочия правительственной хунты. Обыватели, не поддержавшие мятежников, могут быть спокойны и оставаться дома: им ничего не угрожает. На улицы без особой надобности не выходить, больше восьми человек не собираться, плащи носить на руке, любое оружие — холодное и огнестрельное — надлежит сдать властям, захваченные с оружием будут расстреляны. Продавцы памфлетов приравниваются к английским агентам и тоже подлежат расстрелу. Убийство французского солдата карается смертью; если такое преступление будет совершено в деревне, ее сожгут целиком. Кастильский совет подтвердил эти распоряжения собственной прокламацией.
Расстрелы начались уже вечером — у фонтана на Пуэрта дель Соль и возле древних стен церкви Сан-Хинес. Военный трибунал из французских и испанских офицеров во главе с генералом Груши заседал до глубокой ночи. Никто не отрицал свою вину; задержанных — мужчин, женщин, стариков, подростков — десятками отправляли на холм Принсипе Пио и на бульвар Прадо. Вспышки выстрелов вспарывали мрак; "¡Viva Femando VII у mueran los franceses!"[30] проклятием неслось к небесам.
ПЕТЕРБУРГ
Комнаты были обставлены со вкусом, хотя maman наверняка назвала бы его вульгарным вкусом парижской кокотки. Княгиня Волконская, недавно пожалованная в статс-дамы, запретила бы младшему сыну посещать этот дом, если бы могла. По возвращении с войны Серж сильно переменился, шокировал маменьку тем, что пил залпом неразбавленное вино, хуже: мог спросить себе водки на фриштик[31], то и дело влюблялся, угрожая жениться, а главное — сам решал, где и с кем проводить свое время: он уже не дитя, ему девятнадцать. Нынче стало модно фрондировать, но когда-нибудь это выйдет ему боком, предупредила его Александра Николаевна. Серж выслушал maman в почтительном молчании, но всё равно поехал — не из фрондирования, а ради интересного рассказа.
В конце апреля Саша Бенкендорф вернулся из Парижа, где состоял при русском посланнике графе Толстом, и враз сделался притчей во языцех: двадцатипятилетний полковник Семеновского полка открыто жил с французской актрисой мадемуазель Жорж, бывшей любовницей Бонапарта, которую, по Сашиному же наущению, Нарышкин выписал в Петербург за большие деньги. Двери светских салонов оказались перед ним закрыты, его больше не принимали в домах, куда он ездил раньше, вдовствующая императрица выказывала ему свое нерасположение, однако Сашу это вовсе не опечалило: каждый спектакль мадемуазель Жорж в Каменном театре завершался овациями и дождем из букетов, публика носила ее на руках, Бенкендорфу все завидовали, и он весело проводил время в компании актеров, актрис и молодых гвардейских офицеров.
— Entrez, entrez, on n’attendait que vous![32]
Мадемуазель Жорж протянула Сержу сразу обе руки, которые он по очереди поцеловал, и увлекла за собой в соседнюю комнату, откуда доносились возбужденные голоса и взрывы смеха. На вид ей было около двадцати лет, хотя утверждать этого никто бы не взялся: актриса, переигравшая множество ролей на сцене и в жизни, в одну минуту была Ифигенией, в другую — Федрой. Волконский вмиг ощутил на себе ее чары — власть опытной женщины, точно угадывающей характер мужчин и умело пользующейся своим обаянием: грудной голос, проникновенный взгляд тёмно-карих глаз, естественность движений, теплое прикосновение..
Разумеется, Сержа никто не ждал, однако через пару минут он уже чувствовал себя как дома, говоря о пустяках, смеясь чужим шуткам и подливая дамам шампанское в бокалы. Улыбнувшись ему, Маргарита (только друзьям было известно настоящее имя мадемуазель Жорж) отправилась обходить кучки гостей, следя за тем, чтобы всем было весело. Вокруг Бенкендорфа образовался плотный кружок: он вновь рассказывал что-то из своих похождений; Волконский подошел послушать.
Саша вовсе не был красавцем, однако пользовался неимоверным успехом у женщин. Было ли это правдой или он просто выдумывал свои победы? Возможно, и то, и другое, ведь привязал же к себе этот начинающий плешиветь ветреник прекрасную Жорж, хотя, по его словам, намеревался бросить ее прошлой зимой, потому что связь с ней мешала ему исполнять служебные обязанности. Волконского слегка раздражала бравада Бенкендорфа и его слишком откровенные рассказы о любовных приключениях (в Конногвардейском полку Alexandre водился бы только с мо-вежанрской компанией), но в этом словесном соре порой попадались и перлы. Бенкендорф объездил почти всю Европу, был в Константинополе, Венеции и Вене, наблюдал вблизи Наполеона, его семью, его генералов, и Волконского интересовало именно это — что за человек Бонапарт?