Битвы орлов

В опасности есть притягательная сила, особенно для фаталистов. Трус цепенеет от страха и до смерти боится пережить его снова, храбрец упивается риском, точно вином. Бурливая кровь стучит в висках, грудь распирает, и дышишь глубже, и видишь четче, все мысли прочь, и легкость во всём теле — ты живешь! Что может сравниться с упоением боя? Только игра ва-банк или дуэль на пистолетах с пяти шагов.

Багратион имел приказ захватить Тавастгус — застежку на пересечении дорог, ведущих к главным городам Финляндии, однако Давыдов решил задержаться в Гельсингфорсе, на главной квартире Буксгевдена: солдаты графа Каменского вязали фашины и готовили лестницы для штурма Свеаборга, который ежедневно обстреливали из батарей; главнокомандующий намекнул, что приступ начнется очень скоро, пока "Волчьи шхеры" вмерзли в лед; Петр Иванович наверняка обрадуется, узнав, что его адъютант участвовал в таком отважном предприятии.

До сих пор русская армия, напавшая на шведов врасплох, почти не встречала сопротивления; солдаты стремительно продвигались по берегу или прямо по льду Финского залива. Ловису взяли без боя, следом за ней пал Гельсингфорс — неудавшийся соперник Ревеля, деревянный поселок с парой каменных домов; полковник Вуич с батальоном егерей занял остров Аланд, захватил магазины и разрушил башню оптического телеграфа, с которой передавали сигналы в Швецию. Крепость Свартхольм, стоявшую на острове против Ловисы, штурмовать не стали, решив взять ее измором, но Свеаборг ("северный Гибралтар", как называли его шведы) собирался обороняться и вел разрушительную канонаду из своих двухсот орудий, не имея недостатка в боеприпасах и провианте. Осада длилась четыре дня, когда Багратион овладел кирпичной громадой Тавастгуса, не останавливаясь, пошел дальше на север до Таммерфорса, круто свернул на запад, наступая на пятки ретирующемуся неприятелю, за неделю проделал верст двести и захватил Бьёрнеборг. Шведы откатились на север к Вазе; Буксгевден приказал послать за ними вдогонку отряд Раевского, а самому Багратиону идти на юг, чтобы захватить столичный город Або. К тому времени Свартхольм уже сдался на милость победителя.

— Поручик Малевский! Следую из Петербурга в штаб Гродненского гусарского полка!

Звякнули шпоры — поручик стукнул каблуками. Давыдов разглядывал невысокую фигурку в сером суконном плаще поверх синего ментика с белыми шнурами. Обветренное лицо Малевского было красно, заиндевевшие брови оттаивали в домашнем тепле. Глаза его были устремлены на малиновый александрийский доломан штаб-ротмистра, на котором блестел золотой Прейсиш-Эйлауский крест рядом с "Владимиром" с бантом в дополнение к "Анне" на шее и синему прусскому кресту.

— Чем могу служить? — спросил его Давыдов.

— Не угодно ли указать мне ближайший тракт к штабу? Вам должно быть известно, где он находится сейчас.

— Гродненский гусарский ведь состоит при двадцать первой дивизии?

— Так точно!

Давыдов с важным видом развернул карту и склонился над ней с карандашом и циркулем в руках. Ему льстило уважение, с каким обратился к нему Малевский. Сейчас он как будто припоминал — определенно, это квартирмейстер гродненских гусар, которые находились в авангарде князя Багратиона во время войны в Восточной Пруссии. Где же теперь может быть 21-я дивизия? Двадцать шестого февраля она была в Тавастгусе и получила приказ выступать, сегодня седьмое марта. Если положить по двадцать пять верст на переход… а лучше по тридцать…

— Ваш штаб теперь в Або, поручик. Вы доберетесь туда почтовым трактом за два дня.

— Покорнейше благодарю!

…Малевский не заметил ни казачьих разъездов, ни армейских пикетов на подступах к городу. Не успел он этому подивиться, как неожиданно для себя оказался на обширной площади с каменными домами и массивным трехэтажным зданием в строительных лесах, перед которым росли деревья, а позади торчала позеленевшая верхушка соборной колокольни.

Появление русского офицера на почтовой станции произвело переполох; обыватели бросились бежать со всех ног, а один молодой человек устремился через площадь к трехэтажному дому, где помещалась Королевская академия. Поручику стало не по себе: он понял, что армии в городе нет. С другой стороны, шведских мундиров не было видно тоже, но это не избавляло его от опасности: если его не возьмут в плен военные, он может подвергнуться нападению черни, а уж буйный характер студентов известен всем. Ни по-русски, ни по-немецки никто не понимал, но Малевский кое-как добился от станционного смотрителя, чтобы тот указал ему дом ландсгевдинга, и, собрав всё свое мужество, направился туда.