Битвы орлов

…Поручики Волконский и Лопухин сидели у костра на биваке, уставившись в огонь. Они уже выпили два штофа Гданьской сладкой водки; Лопухин распечатал третий. В пламени плясали чертенята. Отчего они веселятся? Так ведь мир. Мир! Испрошенный и полученный! Чужое торжество! Нового сражения не будет. И что теперь? Казармы, учения, манежная езда? Визиты к знакомым с маменькой, скука светских гостиных… Разве это жизнь? Настоящая жизнь была здесь, но она кончена. Волконскому стало жарко и муторно. Он расстегнул мундир непослушными пальцами, что-то царапнуло его по руке. A-а. Крест ордена Св. Владимира за Пултуск и золотой крест за Прейсиш-Эйлау. Сразу заныла рана в правом боку — он залечивал ее здесь, в Тильзите. Зачем всё это было? Да, Фридланд — неудача, но не пятно! К тому же любое пятно можно стереть — тьфу! Набрав слюны, Серж плюнул на угли, но те не погасли, а только разгорелись еще больше.

***

— Кто-нибудь знает — долго мы еще будем стоять в этой дыре? — лениво спросил конногвардейский корнет, посасывая трубку.

— Ждем приказа от Буонапарте, чтобы выступить против Англии, — тотчас отозвался Лунин.

— Ах, Мишель, как ты можешь так говорить!

— Называть Наполеона Буонапарте? Это его настоящее имя.

— Ты прекрасно понял, о чём я.

— А ты прекрасно знаешь, что прикажут — и пойдем.

Среди офицеров ходила по рукам бумага на французском языке, содержащая тайные условия Тильзитского мира, — кто-то из походной канцелярии Наполеона будто бы снял себе копию и поделился ею с новыми союзниками. Если верить этому списку, Наполеон предоставил Александру покорение Азии, оставив себе Европу: династия Бурбонов в Испании и Браганский дом в Португалии доживали последние часы — корону двух этих королевств должен был получить кто-то из семейства Бонапарта; папа римский утратит светскую власть; Франция с помощью российского флота собиралась овладеть Гибралтаром и занять Мальту; Дания могла обменять свой флот на северогерманские земли; Сицилия и Сардиния получат захваченные французами города в северной Африке, и Средиземное море будет доступно лишь для кораблей четырех держав: Франции, России, Испании и Италии. Наполеон обратил самого грозного своего противника в союзника, чтобы его руками уничтожить заклятого врага Франции — и давнего друга России. "Неужели государь согласится на неблагодарную роль кота, таскающего из огня каштаны для коварной мартышки? — думал Лунин. — Неужели ради этого брат Никита погиб при Аустерлице?.."

НЕСВИЖ

Бричка катила по равнине мимо нескончаемых полей, лугов, болот — блёклый пейзаж под выцветшим небом, навевающий дремотную скуку. Даже Майер поддался ей и наконец-то замолчал; Булгарин покачивался на сиденье под глухой ритмичный стук копыт, поскрипывание колес и рессор, в которые больше не вклинивались назойливые рассказы его спутника. Зря он согласился взять на службу этого немца, навязавшегося ему в Тильзите! Майер всего несколько месяцев пробыл волонтером в прусской армии, но беззастенчиво хвастал своими подвигами — скорее всего, мнимыми; Фаддей прозвал его Herr Naseweise (господин Зазнайка) и дал себе слово рассчитать его на последней почтовой станции перед той, где он догонит свой полк.

После заключения мира улан его высочества отправили в Шавли откармливать лошадей и чинить амуницию; Булгарин успел исхлопотать себе отпуск, чтобы повидаться с матушкой, которую не видел много лет, пообещав быть в полку до его вступления в Петербург. Цесаревич — дай Бог ему здоровья! — даже приказал выдать ему прогонные из собственной кассы. Денщика корнет оставил в эскадроне при своих лошадях и маялся теперь с Майером, не зная, как отучить его от фамильярности.

В пятом часу пополудни за густым лесом наконец-то показалась высокая стена Глусского замка на берегу Птичи и колокольня костела. Оставив слугу и бричку в корчме, Фаддей отправился пешком в монастырь бернардинцев.

Немощеная улица вдоль убогих деревянных домишек была покрыта грязными лужами и коровьими лепешками; редкие прохожие оборачивались и застывали на месте, глядя вслед молодому офицеру. Привратник монастыря обрадовался, когда корнет назвал себя: как же, как же, он помнит пана Тадеуша еще ребенком. Он же и проводил его на кладбище, где из деликатности оставил одного.

Могила, покрытая дерном, под простым деревянным крестом; надгробный камень с надписью по-польски: "Бенедикт Булгарин. Вечный покой". Тадеуш опустился перед ним на колени.

Отец так и не смог приехать в Петербург; год прохворал, с надеждой ждал весны — может, Тадеушка отпустят из Корпуса на каникулы, — но не дождался. Разлука с сыном оборвала последнюю нить, привязывавшую его к жизни…