Наполеон всё же совершил рыцарский жест — подарил королеве Луизе Силезию, Померанию и Бранденбург, чем вызвал большое недовольство Талейрана: император словно нарочно не считался со своим министром иностранных дел, манкируя его мнением. Над проектом мирного договора работал в основном Бертье с князем Куракиным, спешно вызванным в Тильзит, и князем Лобановым-Ростовским; по вечерам Наполеон допоздна засиживался у Александра, обсуждая с ним выдвинутые условия. Француз зримо упивался своим могуществом, перекраивая карту росчерком пера, сводя монархов к роли просителей и видя перед собой склоненные выи. В торжестве победителя не было великодушия: он мог возвыситься, только унизив других. Зачем было выписывать в Тильзит из Варшавы графа Станислава Потоцкого и просить его "внести необходимые изменения" в Конституцию 3 мая 1791 года? Только чтобы припугнуть Александра Павловича призраком встающей из гроба Польши, а поляков — поманить миражом возрождающейся Отчизны. Беннигсен всегда говорил, что России следует уничтожить самую мысль о возможности воссоздать Польшу в любом виде, более того — перенести границу с Немана на Вислу. Висла — такая же естественная граница России, как Рейн для Франции. Проживи императрица чуть подольше — и Россия сделала бы этот шаг с одного берега до другого, воспользовавшись первой же удобной возможностью. Но этого не случилось, и поляки вверили свою судьбу Бонапарту. Домбровский привел к нему Польский легион еще во время Итальянского похода, а нынешней весной, в годовщину принятия Конституции, Юзеф Понятовский (племянник покойного короля) выдал в Варшаве "орлов" трем новым легионам, предоставив дамам, вышивавшим эти знамена, самим приколотить их к древкам. Этим они показали, что их жертва добровольна, ведь "орлы" сулят им терзания от тревог и горечь утрат. Поляки укрепляют Прагу, сожженную Суворовым, и готовятся к боям, чтобы доказать Наполеону, что достойны быть нацией; между тем в Тильзите собираются подписать договор, сулящий Европе "множество мирных и покойных лет"… Кого он морочит?
Утром девятого июля обе гвардии выстроились от дома Хинца до дома Зира. Ровно в одиннадцать появился Александр; на его зеленом преображенском мундире красовался "Большой орел Почетного легиона" — звезда из пяти белых лучей в виде ласточкина хвоста, под золотой императорской короной и поверх лаврового венка, в центре которой блистал золотом профиль "Наполеона, императора французов". Оригинал этого портрета присоединился к нему на середине улицы; на груди у Наполеона был крест ордена Св. Андрея Первозванного — распятый апостол поверх двуглавого орла. Государи устроили смотр войскам, после чего Бонапарт попросил у своего нового союзника позволения наградить самого храброго из русских гренадеров. Александр указал на флангового первой шеренги, и гренадер Лазарев нежданно для себя получил солдатский знак ордена Почетного легиона с пожизненной пенсией в тысячу двести франков. Царь пожаловал орден Св. Андрея Первозванного Мюрату, Бертье и Талейрану; император французов нацепил орден Почетного легиона великому князю Константину, Будбергу, Куракину и Лобанову-Ростовскому. Затем отправились на квартиру, занимаемую Александром, чтобы подписать договоры о мире и о союзе. Когда это было исполнено, один из адъютантов Бертье благоговейно подобрал со стола чернильницу и два пера, чтобы сохранить их для истории.
Два императора почтили своим присутствием праздник, устроенный в честь годовщины Полтавского сражения, — неприкрытый намек на то, что Франция отказывается от давнего союза со Швецией и не поддержит ее против России. В три часа дня Александр, обнявшись напоследок с новым другом, сел в лодку, доставившую его на российский берег Немана.
Беннигсена уволили в отставку "до излечения болезни"; командование армией перешло к Буксгевдену. Вечером Александр вместе с Константином выехал в Петербург, а Наполеон — в Кёнигсберг.
Судебный советник Зир с семейством наконец-то смог вернуться в свой дом, проведя две недели у соседа Хехстера. Там его ожидала неприятность: великолепной супружеской кровати, отделанной золотом и лиловым шелком, нигде не было. Впрочем, вскоре она отыскалась: Наполеон подарил ее Александру, и честный Хинц, получивший от своего постояльца триста дукатов за беспокойство и кольцо в тысячу талеров на память, вернул ее прежнему владельцу. Советнику Кёллеру повезло меньше: трава в саду была вытоптана, кусты поломаны, несколько деревьев срублено, да и отхожая яма у ограды не добавляла очарования; повсюду валялись пустые бутылки и битое стекло — господа офицеры упражнялись в стрельбе.