Битвы орлов

К полудню всё было готово. По обоим берегам Немана выстроились гвардейские батальоны, остальные войска сгрудились за ними живописной толпой; французы, поляки, саксонцы залезали на деревья, на крыши ближайших домов, на любую кочку, чтобы лучше видеть; напротив пестрели яркие халаты и островерхие шапки башкирских и калмыцких лучников вперемежку с эскадронами донских казаков — бородатых, с длинными пиками в руках. Наполеон с маршалами и Александр I со своей свитой взошли на катера, одновременно отчалившие по сигнальному выстрелу из пушки; на французском гребцы в киверах были одеты в синие куртки с красными гусарскими шнурками спереди и синие же шаровары, на русском за веслами сидели рыбаки в белом.

Денис Давыдов приник к окуляру зрительной трубы, отыскивая Бонапарта. Вот он! Стоит на носу, в синем гвардейском мундире и своей знаменитой маленькой шляпе, с лентой Почетного легиона через плечо, и даже руки сложил на груди, как на картинках! Из-за толчеи труба прыгала в руках, разглядеть лица Наполеона Денис не смог, а потом его заслонили чужие спины.

На голове у Булгарина красовалась новая шапка. Наслышанный от полковника Чаликова о приключениях корнета под Фридландом, цесаревич Константин призвал его к себе, приказал рассказать все подробности, обнял, поцеловал и подарил свою шапку с дорогим берлинским султаном взамен утерянной в бою, велев лишь переменить на ней генеральский помпон из канители. Стоя в толпе улан, корнет вглядывался в фигурку человека, о котором говорила вся Европа, восхищаясь и проклиная. Сердце стучало у него в груди, он кричал "ура!" вместе со всеми, вкладывая в этот ликующий крик безумные надежды юности. Кто мысленно не примерял на себя "маленькую шляпу"? Больше всего Фаддея волновала мысль о том, что несколько дней назад он и Бонапарт находились на одном поле битвы! Быть может, император французов, обозревая окрестности в подзорную трубу, заметил юного русского улана с казачьей пикой, преследовавшего французского кирасира! И вот теперь этот улан присутствует при встрече повелителей двух миров — Востока и Запада — и смотрит на Наполеона. Как знать, не доведется ли им увидеться еще раз? И при каких обстоятельствах? Уроженец Корсики, которую завоевала Франция, сделал карьеру в одной из лучших армий мира и начертал свое имя на скрижалях истории, так почему же поляк, ставший русским офицером, не сможет… Ура!

Оба катера должны были причалить к плоту одновременно, однако французский триколор всё же опередил на минуту российского орла, и Наполеон, первым взбежав на помост, пересек его и подал руку Александру жестом радушного хозяина. Оба императора дружески обнялись (Александр, возможно, сделал это нарочно: он был почти на голову выше) и вместе вошли в павильон с литерой А, возле которого встали русские и французские часовые. Свиты остались дожидаться. Чтобы не тратить времени зря, Луи Лежён объезжал вокруг плота в легкой лодке, делая зарисовки павильонов и набросок будущей картины.

Весть о перемирии была встречена по-разному: французами — с облегчением, русскими — с разочарованием. Прибытие к армии государя все сочли знаком того, что будет дано генеральное сражение, которое сотрет самую память и о Фридланде, и о войсках Наполеона, но князь Лобанов был послан в Тильзит парламентером; Наполеон дал понять, что хочет мира, а не передышки, и Александр согласился на личную встречу с узурпатором, которого доныне отказывался признавать императором…

Государи провели в павильоне почти два часа и вышли оттуда с довольным видом. Александр представил Наполеону своего брата Константина, затем генерала Беннигсена, князя Лобанова-Ростовского, генерал-адъютанта Уварова, посла в Берлине графа Ливена и министра иностранных дел барона Будберга. "Мы уже встречались, генерал, и вы нередко были злы со мной", — сказал Наполеон Беннигсену с любезной улыбкой. После этого он поинтересовался, кто командовал русским арьергардом во время… продвижения к Прейсиш-Эйлау, услышал имя Барклая-де-Толли и сказал, что это должен быть отличный генерал. Представление своей свиты он начал с Мюрата, перейдя к Бертье, Бесьеру, гоф-маршалу Дюроку, уже хорошо известному в Петербурге и бывшему там одно время законодателем мод, и обер-шталмейстеру Коленкуру, также знакомому Александру. Поболтав с полчаса, все простились друг с другом до завтра. Катера вернулись к своим берегам, Багратион среди прочих генералов поскакал за коляской Александра в Пюткупенен, где дожидался уничтоженный прусский король.