Битвы орлов

Герой опустил глаза вниз, поправил портупею — крест оказался под ней. Император улыбнулся и шутливо потянул его за ус.

— Жалую тебя в офицеры.

— Вот это правильно, ваше величество.

БРАИЛОВ

Ров был ужасно глубок, да еще и с отвесными откосами и траверсами из всаженных в землю кольев, соединенных вершинами, в щели между которыми просунули свои рыла пушки. Артиллерийские батареи на валу образовывали бастионы, соединенные двумя большими куртинами; расставленные как попало орудия самого разного калибра были прикрыты турами — знакомая турецкая система, довольно успешная. Чтобы поразить пушки через амбразуры, нужно очень метко стрелять, а бреши в валу турки исправляли моментально. Против такой системы есть только одно средство: приблизиться параллелями и взорвать мину под бастионом. Ланжерон твердил это Гартингу (инженерному полковнику, голландцу и родственнику Сухтелена), которого князь Прозоровский сделал своим начальником штаба, но ничего не добился. Неспособность сомневаться в себе (сиречь упрямство дураков) казалась начальникам Гартинга решимостью, основанной на знании, а его безрассудная храбрость довершала дело, снискав ему всеобщее уважение.

В очередной раз осмотрев ретраншемент, Александр Федорович вздохнул и отправился обратно в лагерь, не обращая внимания на редкие ядра, свистевшие у него над головой. Русские пороху не боятся, но не они его выдумали. Кстати, порох у турок лучше, это заметно по дальности стрельбы.

Император Александр стремится уничтожить Порту раз и навсегда, это понятно. Не вырубленный до конца лес прорастает, так говорил еще Фридрих Великий. Однако от намерений до свершений путь весьма далёк, и всё зависит от исполнителей. Зачем было назначать главнокомандующим князя Прозоровского — почтенного, но немощного старца, начинавшего свой воинский путь одновременно с покойным Суворовым и привыкшего воевать так, как это делали в прошлом столетии? В российской армии есть немало отличных офицеров, молодых и решительных полководцев: Каменский, Багратион, Милорадович, Засс… "Ваше Величество выдвинули из Вашего арсенала самую старую пушку, которая будет непременно стрелять в Вашу цель потому, что своей собственной не имеет", — светлейший князь Потемкин писал так императрице о Прозоровском еще в прошлую турецкую войну. Конечно, письмо было приватным, однако при дворе сохранить секрет еще труднее, чем взять Измаил… Вот и сейчас поговаривают, что государь получает анонимные письма от недовольных его союзом с корсиканцем, которые грозят ему судьбой отца. Александру не нужны доморощенные бонапарты, способные сменить лавровый венок на императорскую корону — или переложить ее с одной головы на другую. Пусть будет "старая пушка", она-то не ворвется ночью в спальню…

У турок всего пятнадцать тысяч человек, включая янычар, отпущенных русскими пленных, вооруженных местных жителей, а также запорожцев, некрасовцев и русских дезертиров, но комендант Браилова Ахмет-эфенди — храбрый, умный, опытный военный — стоил целого гарнизона. Он даже отказался впустить парламентеров, посланных Прозоровским, и его уверенность — не пустое бахвальство.

Генерал-фельдмаршал разделил свои войска на три лагеря, соединив их редутами и флешами, которые обороняли казаки; на берегу Дуная поставили батареи. Одиннадцатого апреля подошла флотилия, состоявшая из десяти баркасов, которые князь велел построить из леса, вырубленного в Молдавии, и нескольких судов, прибывших в Галац из Константинополя и конфискованных русскими вместе с товаром. Ланжерон считал этот поступок совершенно незаконным, поскольку война тогда еще не была объявлена официально, но благоразумно держал свои мысли при себе, прекрасно зная, что в глазах русских законно всё, что делается во вред туркам. Захваченный товар был продан с большой выгодой для казны, а капитан Якимов, строивший баркасы, порадел и о собственной мошне, так в чём же дело? Греха тут никакого нет.

На следующий день открыли траншейные работы, копая по ночам. Турки сильно мешали этому своей убийственной стрельбой, а русские батареи, хотя и подожгли множество жилых домов в самом городе, не могли ничего поделать против земляных ретраншементов: ни пули, ни бомбы не проникали в ямы, выкопанные внутри вала, где прятался турецкий гарнизон. Зато одно турецкое ядро долетело к самой палатке Прозоровского, и князь тотчас вышел из лагеря; правда, потом вернулся. Ланжерон досадовал на него за это: какая непростительная слабость! Русские любят видеть своими командирами бесстрашных храбрецов. В девяностом году французские волонтеры Арман де Фронсак (нынешний "дюк Деришелье", как называют его русские), Шарль де Линь и сам Ланжерон три недели провели под турецкими ядрами, осаждая Измаил; на войне надобно терпеть подобные неприятности.