Битвы далёкого севера

Матрос-канонир подхватывает картуз и утаскивает его к орудиям. Жора вскакивает и снова ныряет в погреб.

Он уже знает, что узкий, небольшой лаз сделан для того, чтобы уберечь порох от попадания вражеских снарядов. Но опять же взрослый не пролезет в него, поэтому здесь шныряют мальчишки «картузники». Таких на английском флоте зовут «пороховыми мартышками».

«Ля Форт», «Президент» и «Пик» уже немало пострадали от меткого, размеренного огня Кошечной батареи.

– Вот змея подколодная! – выругался английский канонир. – Никак её не угомонить!

– Кого ты ругаешь, братец? – повернул к нему испуганное лицо капеллан Томас Хьюм.

– Да эту русскую батарею, будь она проклята! – ответил канонир. – Никак не можем её разбить!

Особенную досаду у англичан и французов вызвал часовой. Он ходил по валу рядом с батареей. За плечом у него в такт шагам покачивалось ружьё. Часовой не обращал никакого внимания на обстрел. Он проходил до конца вала, чётко разворачивался и шёл в другую сторону.

– Он раздражает меня! – кэптен Барридж сплюнул. – Сшибите его.

Как потом выяснилось, уже после боя, такие же команды были отданы на других фрегатах. По часовому били даже залпами, но так и не смогли попасть. Около полусотни ядер и бомб выстрелили в его сторону, однако, без всякого результата.

Этим умело пользовался Дмитрий Максутов.

– Это куда они стреляют? – огляделся он, увидев, что огонь по батарее ослаб. – Ха! Пускай лупят, – обрадовался он. – А мы ударим по фрегатам.

Через три часа беспрерывной дуэли исправными оставались только три орудия. Остальные были хоть и с целыми стволами, но их опоры, станки оказались повреждены.

– Наводи на французов! – закричал Максутов, увидя, как «Ля Форт» закончил манёвр, и развернулся боком, подставив себя под выстрел. – Пали!

Три чугунных гостинца Кошечной батареи, завывая, понеслись к флагману эскадры. Стоявший на мостике адмирал де Пуант съёжился, втянул голову в плечи. Он и так сегодня уже порядком испереживался. Русские оказались не только хитрыми, но отважными, и самое отвратительное, очень меткими артиллеристами. Де Пуанту уже до смерти надоело перестреливаться с ними, всё время ожидая ответных залпов.

И тут три ядра ворвались на мостик. Матроса-рулевого разорвало пополам, мичману оторвало ногу, и палуба оказалась расщепленной.

– Уходим! – завопил де Пуант. – Хватит на сегодня! Уходим! Де Миньяк, где вы? Командуйте. Почему я должен распоряжаться?

Над флагманом взвился сигнал к отступлению.

Как раз в это время мичман Фесун с командой матросов с «Авроры» притащил на батарею пороховые заряды, так как все запасы были расстреляны.

Василий Степанович Завойко, видя, что в строю всего три орудия, уже хотел давать команду на отход. Губернатор предполагал, что союзники высадят здесь десант. Они уже хотели это сделать пару часов назад, но шлюпки с морскими пехотинцами отогнали пушечными выстрелами. А одну и вовсе потопили прямым попаданием.

Все готовились к рукопашной. Капитан Изылметьев приказал не жалеть пороху. Если бы союзники высадились и захватили Кошечную батарею, «Аврору» и «Двину» пришлось бы взорвать. Иначе бы они достались неприятелю.

Но в этот критический миг дрогнули французы, а за ними и англичане.

– Мы победили, – удивлённо сказал Василий Степанович. – Они отступают.

Фрегаты и пароход ушли, повинуясь приказу де Пуанта. Защитники Петропавловска стали чинить разрушенные батареи и готовиться к завтрашнему бою. То, что он состоится, никто не сомневался.

Жору отправили спать в губернаторский дом под присмотром старика Дурынина. Тот сегодня был в перестрелке с десантом на Красном яру и весь вечер рассказывал об этом. Когда он замолкал, начинал говорить Жора о том, как помогал палить по фрегатам. Его одежда была вся изорвана. Дурынин, успокоившись, заметил этот беспорядок, вытащил иголку с нитками, и принялся, как он выразился «чинить такелаж».

На Камчатку упала ночь. Только звёзды блестели в ясном небе, да горели костры на побережье. Это стереглись высадки десанта.

Разгром

Сэр Николсон был жёсток и неуступчив. Обсуждая с ним план действий, адмирал де Пуант с жалостью вспоминал покойного Прайса. Он был ему очень близок, эмоциональный, живой человек. А сухой невозмутимый баронет настойчиво требовал продолжения атак на Петропавловск.

– Как выяснилось, мы были в одном шаге от победы! – возмущался британец. – И вы приказали отступать!

– Мне казалось, что наши корабли вот-вот будут разбиты, – слабым голосом возражал де Пуант. – Ведь русские вели ураганный огонь.

– У них осталось три орудия, – Николсон развёл руками. – А у нас их было шестьдесят! Вы понимаете, господин адмирал, шестьдесят орудий! А сейчас, вы снова предлагаете уйти отсюда. Почему?

– Русские восстановили свои укрепления, – откашлялся де Пуант. – И они могут снова в нас стрелять.

– Хорошо, – Николсон поморщился, услышав боязливые оправдания французского адмирала. – А сейчас послушайте меня.

Вчера морские пехотинцы, отправленные на берег за дровами, захватили американцев. Те занимались рубкой деревьев.