Сидя в своем кабинете в Тарраконе, Сулла смаковал каждую фразу из письма своего словоохотливого корреспондента. Сперва всеми его помыслами завладело сообщение о том, что Цецилия Метелла Далматика родила Скавру сына, и Сулла не обращал внимания на прочие, не менее важные новости и соображения, содержащиеся в письме Рутилия Руфа. Долго сидел он, горько усмехаясь и вспоминая о Далматике, но постепенно мысли Суллы переключились на преторскую должность, и он пришел к выводу, что Рутилий Руф прав. Следующий год – самое подходящее время, лучшего не предвидится. Он тоже не сомневался, что Тит Дидий не станет препятствовать его отъезду. Более того, Тит Дидий снабдит его рекомендательными письмами, которые еще больше повысят его шансы. Нет, он не завоевал в Испании венец из трав, этого знака отличия добился Квинт Серторий; однако заслуги Суллы не стали от этого меньше.
Неужели это лишь мечта? Маленькая злорадная стрела, выпущенная из лука богини Фортуны через посредство бедной Юлиллы, которая сплела для него веночек из травы, растущей на Палатине, и водрузила ему на голову, не зная о воинском смысле этой награды… Или Юлилла оказалась провидицей? Возможно, венец из трав все еще ждет своего обладателя. Только в какой войне он его завоюет? Ничего серьезного не происходит и даже не назревает. Да, обе провинции Испании по-прежнему бурлят, однако обязанности Суллы здесь не таковы, чтобы он мог претендовать на
Сулла нуждался в деньгах. Сам он сознавал это лучше, чем кто-либо другой. Ему уже сорок пять, его время истекает. Скоро будет поздно мечтать о консульстве, что бы ни говорили люди, приводя в пример Гая Мария. Гай Марий – случай особый. Ему нет равных, даже Луций Корнелий Сулла не претендует на равенство с Марием. Для Суллы деньги означают власть – как, впрочем, и для Гая Мария. Если бы не богатство, которое тот приобрел, будучи преторианским правителем Дальней Испании, старый Цезарь-дед никогда бы не выдал за него свою Юлию, а не будь Юлии, не видать бы Марию и консульства. Деньги! Сулле нужны деньги! Поэтому он отправится в Рим, чтобы участвовать в выборах преторов, а потом вернется в Испанию – за деньгами.
В августе следующего года, после длительного молчания, Публий Рутилий Руф написал ему следующее: