Битва за Рим

Луций Корнелий Сулла и впрямь заторопился домой, окрыленный надеждой, но в то же время терзаемый сомнениями. Несмотря на неугасшую страсть к своему давнему любимцу, Сулла отказался впустить к себе в дом Метробия, ставшего звездой трагической сцены, когда тот явился к нему как клиент. Это был год Суллы. Если он потерпит неудачу, значит богиня Фортуна навсегда отвернулась от него; он не станет сердить эту капризную матрону, которая не одобряет слишком пылких увлечений. Так что прощай, Метробий!

Проведя немного времени с детьми, он все-таки нанес визит Аврелии. Дети Суллы так выросли, что он с трудом сдержал слезы: жена Скавра, глупая девчонка, украла у него четыре года их жизни! Корнелии Сулле шел четырнадцатый год, и хрупкой красотой, уже способной вскружить немало голов, она пошла в мать, а вьющимися рыжевато-золотистыми волосами – в Суллу. По словам Элии, у нее уже начались месячные; под тканью угадывалась волнующая грудь. Глядя на нее, Сулла почувствовал себя старым – совершенно новое для него, непрошеное чувство. Однако девочка вовремя улыбнулась ему колдовской улыбкой Юлиллы, бросилась на шею, оказавшись почти одного с ним роста, и осыпала его лицо поцелуями. Сыну Суллы исполнилось двенадцать. Внешностью он пошел в Цезарей: золотистые волосы, голубые глаза, удлиненное лицо, длинный нос. Высокий, тонкий, но с развитой мускулатурой.

В этом мальчике Сулла наконец-то обрел друга, какого у него не было никогда прежде; сын любил его безграничной, чистой, невинной любовью – и все мысли отца были обращены к нему, хотя ему следовало бы сосредоточиться на обольщении избирателей. Сулла-младший, еще не снявший мальчишеской тоги с пурпурной каймой и носящий на шее от сглаза буллу, повсюду следовал за отцом, почтительно отступая в сторону и вслушиваясь в каждое слово, когда Сулла вступал в беседу со знакомыми. Воротившись домой, они садились в кабинете Суллы и обсуждали прошедший день, людей, настроение Форума.

Однако Сулла не взял с собой сына в Субуру. Направляясь туда, он удивленно крутил головой, слыша приветствия и чувствуя одобрительно хлопающие его по спине ладони. Наконец-то он обрел известность! Сочтя эти встречи добрым предзнаменованием, он постучался в дверь Аврелии, ощущая себя гораздо увереннее. Управляющий Евтих незамедлительно впустил его в дом. Не ведая стыда, Сулла не ощущал ни малейшего смущения, пока дожидался хозяйку в гостиной; завидя ее, он как ни в чем не бывало поднял руку в знак приветствия, сопроводив жест улыбкой. Она улыбнулась ему в ответ. Как мало она изменилась! И как сильно! Сколько ей теперь лет? Двадцать девять? Тридцать? Прекрасная Елена Троянская была бы посрамлена: перед Суллой предстало воплощение красоты. Глаза Аврелии стали больше, черные ресницы – гуще, кожа – еще более гладкой и пленительной, удивительные достоинство и горделивость, с какими она шествовала по жизни, – еще заметнее.

– Прощен ли я? – спросил Сулла, стискивая ее ладонь.

– Конечно прощен, Луций Корнелий! Как я могу вечно злиться на тебя, особенно когда слабость проявила я сама?

– Может быть, попробовать еще разок? – спросил он, не теряя надежды.

– Нет, благодарю, – ответила Аврелия, усаживаясь. – Хочешь вина?

– Пожалуй. – Он огляделся. – Ты по-прежнему одна, Аврелия?

– По-прежнему. И могу тебя заверить, совершенно счастлива.

– Никогда в жизни не встречал более совершенной натуры. Если бы не один маленький эпизод, я решил бы, что ты не человек – или сверхчеловек. Я рад, что это случилось. Разве можно поддерживать дружбу с богиней?

– Или с демоном – да, Луций Корнелий?

– Ладно, – усмехнулся он, – твоя взяла.

Слуга принес и разлил вино. Поднося кубок к губам, Сулла поглядывал на Аврелию, ждавшую, когда со дна ее кубка перестанут подниматься пузырьки. Возможно, благодаря дружбе с сыном Сулла сделался более проницательным: его взгляд проникал в окно ее души и погружался в глубины ее существа, где все сложности оказались разложены по полочкам, снабженные этикетками.

– О, – воскликнул он, – никакой защитной маски! Ты именно такая, какой кажешься.

– Надеюсь, – с улыбкой отозвалась она.

– Чаще всего мы – не такие, Аврелия.

– Ты, во всяком случае, совсем не такой.

– Что же, по-твоему, скрывается за моей личиной?

Она выразительно покачала головой:

– Позволь оставить мои мысли при себе, Луций Корнелий. Что-то подсказывает мне, так будет безопаснее.

– Безопаснее?

Аврелия пожала плечами:

– Сама не знаю, почему у меня вырвалось это слово. То ли предчувствие, то ли что-то очень давнее – последнее более вероятно. Меня не посещают предчувствия – для них я слишком приземленная.

– Как поживают твои дети? – осведомился Сулла, решив перевести разговор на более нейтральную тему.

– Может быть, хочешь взглянуть сам?

– А верно! Собственные дети меня удивили, можешь мне поверить. Не знаю, удастся ли мне сохранить хладнокровие при встрече с Марком Эмилием Скавром. Четыре года, Аврелия! Они уже почти взрослые – а меня не было рядом с ними, пока они росли!