Было тепло и солнечно, только-только стали покрываться зеленью луга и вересковые пустоши, когда у леди Лорен начались роды. Живот у нее был на этот раз очень большой, вод отошло много. Но роды продвигались трудно и очень медленно. В первые два раза Лорен справилась довольно легко, но сейчас схватки измотали ее, силы уходили, а ребенок все не выходил на свет. Замок затих в страхе ожидания худшего. Милли держалась изо всех сил, не давая воли слезам в комнате хозяйки. Выходя за ее пределы, она рыдала без удержу, но, возвращаясь в комнату, где мучилась леди, снова брала себя в руки. Повитуха прикладывала все свои старания. Но дело все равно не ладилось. Не помогали ни припарки из плюща, ни массаж живота, ни уксус с сахаром.
После двух дней и ночей, проведенных без сна в бесконечных муках, Лорен слабым голосом потребовала от повитухи предпринять крайние меры. Ребенок должен выжить, чего бы это ни стоило. И женщина решилась на отчаянный шаг. Простая сельская повитуха, она была не слишком искусной в своем деле, но ей доводилось слышать, что иногда ребенок идет не головкой вперед, а ягодичками, и тогда его надо развернуть. Как это делать, она имела весьма отдаленное представление, но это была последняя надежда, и женщина отважилась. Горячо помолившись святой Маргарите, покровительнице рожениц, и призвав ее на помощь, повитуха принялась за дело.
Она так и не смогла рассказать потом, что именно делала и как добилась успеха, но дело сдвинулось с места. Ребенка в чреве матери удалось развернуть, и он стремительно пошел вперед головкой. Теперь повитуха сдерживала процесс родов и просила Лорен не тужиться. Леди держалась из последних сил. И когда дитя вышло наконец из ее тела, она тут же потеряла сознание. Последнее, что она слышала, был слабый писк рожденного ею ребенка.
Мальчик родился очень слабым – роды были тяжелыми не только для матери, но и для него. Он, казалось, растратил все силы, пытаясь выйти на свет. Но все же остался жив. Кричал слабо, скорее, попискивал, но в должное время взял грудь кормилицы, которую спешно нашли в селении, и сосал достаточно активно. Состояние матери было критическим. У нее, похоже, просто не осталось жизненных сил. Однако женщины замка не отступались. Они делали все возможное, что только знали, чтобы вернуть хозяйку к жизни.
Только на третий день после родов Лорен пришла в себя. Узнав, что родила мальчика и он жив, она слабо улыбнулась посиневшими, искусанными в приступе боли губами, выпила немного теплого вина со специями и снова уснула, на этот раз сном выздоравливающего человека.
Через пять дней она наконец смогла встать с постели. Молоко у нее за это время перегорело, и в замке поселилась кормилица – дородная молодая женщина с румяным лицом и голубыми простодушными глазами. Лорен была очень благодарна ей и велела кормить ее всем самым лучшим, что только есть в хозяйстве.
Вскоре новорожденного окрестили. Лорен снова сама решала вопрос имени для своего ребенка. Второго сына она назвала Стивеном, в память отца, барона Эшли. Конечно, отец не проявил должной заботы о своей старшей дочери, никогда не уделял ей внимания, но ей хотелось верить в то, что он все-таки любил свое дитя. Сама она не могла не любить отца, сильного мужчину, способного отстоять замок и защитить семью. В ее памяти он остался чуть ли не великаном, с большими руками и суровым лицом воина. Своему сыну она желала много сил, чтобы пробить себе дорогу в жизни. Ведь ему не будет места в родном замке, и нужно будет завоевывать свои владения и строить свою жизнь вдали от родного дома.
Глава 11
Шли месяцы, сливаясь в годы. Ранальд Мюррей все больше времени проводил на континенте, совершая со своим принцем chevauchée (конные прогулки), как говорили французы, а попросту быстрые кавалерийские набеги, разорявшие французские земли.
Эта война длилась уже почти двадцать лет, и конца ей не было видно. Королю Эдуарду было двадцать пять, когда он, подстрекаемый Робертом д’Артуа, решился претендовать на корону Франции. Да, его мать, Изабелла Французская, была дочерью короля Филиппа IV Красивого. Но не так давно во Франции был принят Салический закон, согласно которому женщина не могла ни наследовать корону, ни передавать ее своим детям и внукам. Английский правящий дом отказался признать этот закон, утверждая, что таким путем французский монарх просто узурпирует власть. И Эдуард Английский продолжал настаивать на своих законных правах на французскую корону.