Битва за Дарданеллы

– Торопитесь, сейчас опять начнутся вопли ограбленных. Наши караулы уже пошли обходить улицы!

Что ж, так было и будет во все времена: победители диктуют свою волю всем, даже тем, кто вчера ради них предал свой народ.

– Бездельники из Сен-Клу думают, что мы здесь греемся на солнце! – жаловался Лористон офицерам своего штаба в минуты откровения. – Слепцы, глупцы и негодяи! Они не понимают своими курьими мозгами, что мы здесь в огненном кольце, отрезанные от всех и вся! Далмация – раскаленная сковорода, на которую нас усадили! Император мечтает о Греции и Албании! Пустое дело! Пусть попытается для начала удержаться хотя бы здесь!

Пока французский генерал занимался перетаскиванием припасов через перевалы, русский вице-адмирал занимался местной политикой, поощряя рвение преданных и привлекая колеблющихся. В этом он начисто переиграл своего «визави», добившись за короткий срок многого!

Первым делом Сенявин поддержал независимость Катторской области. Отныне Катторо решением местного сената стало именоваться Новой Рагузой, в отличие от Дубровника, который в просторечье звался уже Рагузой Старой. Вместе с Черногорией Новая Рагуза сразу же стала верным союзником Сенявина. Помимо военной поддержки, этот союз давал и стратегическую выгоду. Территории и Черногории, и Новой Рагузы буквально нависали над областью, захваченной французами. Да и двенадцать тысяч вставших под ружье черногорцев и бокезцев были весомым аргументом в предстоящем раскладе сил. В планах Сенявина было изгнание французов из Далмации. План этот вовсе не был утопией. Прикинув все «за» и «против», командующий эскадрой решил напасть на неприятеля.

Первым понял изменившуюся ситуацию хитрый правитель Албании и Эпира Али-паша Янинский. Номинальный вассал Константинополя, он давно и демонстративно вел собственную политику, нисколько не боясь султанского гнева. Вот и сейчас, увидев в Сенявине реальную силу и узнав о занятии им Катторо, паша сам стал искать знакомства и дружбы с русскими.

– Русский Сенявин отныне не только наш сосед, но и добрый приятель! – объявил Али-паша своим подданным. – А потому русским при встрече головы не резать и никаких иных препятствий не чинить!

– Якши! – сказали головорезы. – Будем теперь любить гяур-собака!

Разумеется, в искренность Янинского правителя Сенявин ни на минуту не верил, но и то, что Али-паша хотя бы временно переметнулся от французов к нему, тоже было немалым успехом. По крайней мере пока можно быть спокойным за Корфу.

После дел политических необходимо было приниматься за дела военные. Лазутчики известили командующего, что в австрийском порту Превеза находится французский корсар, захвативший и приведший туда русское торговое судно. Простить подобное было нельзя. Сенявин вызвал к себе командира брига «Летун» лейтенанта Бутакова.

– Ваня, – сказал просто. – Верни судно и проучи наглеца!

– О чем речь, Дмитрий Николаевич! – вскинул тот голову. – И вернем и накажем, все, как полагается! – Ну тогда с Богом!

Проводив «Летун», свое внимание Сенявин обратил на острова Корцула, Хвар и Брач, лежащие у берегов Далмации. Острова эти были столь малы, что и не на всех картах их рисовали, однако при этом были важны стратегически, ибо контролировали подходы к побережью. Для захвата островов был определен капитан 1-го ранга Белли с отрядом кораблей.'

Одновременно на совете старейшин Катторо и Черногории было решено идти всеми силами к Старой Рагузе-Дубровнику и попытаться выбить оттуда французов. По сведениям лазутчиков, Лористон, вынужденный охранять все горные тропы, по которым везли ему на муллах припасы, держал в городе не так уж много войск. Не теряя времени, с Корфу перевезли еще несколько батальонов с пушками. А накануне самого выступления к Сенявину пришел статский советник Санковский – глава русской дипломатии в Далмации.

– Вам, Дмитрий Николаевич, послание из Петербурга! – отводя глаза, передал он бумагу главнокомандующему.

– Что там? – тревожно спросил Сенявин, уже понимая, что в письме какая-то очередная пакость.

– Читайте! Там все изложено! – ответил статский советник. В письме было требование императора о немедленной передаче Бокко-ди-Катторо австрийцам, а затем через них и французам. О нападении на Рагузу, естественно, речи никакой уже идти не могло. Но это для приказопослушного подданного. Сенявин же таковым себя не особо считал.

– Что будем делать? – поинтересовался Санковский. – Молчать! – был более чем лаконичный ответ.

Для себя вице-адмирал все уже решил, а потому, несмотря на грозное письмо, отказываться от своих намерений не собирался.

Пока тайна послания Александра никому не разглашалась, и объединенное российско-черногорское войско как ни в чем не бывало дружно двинулось на Старую Рагузу. Вел его генерал-майор князь Вяземский.

На что надеялся Сенявин, поступая, казалось бы столь опрометчиво? Скорее всего, на свою интуицию, которая подсказывала, что во французской политике Петербурга будет еще в скором времени немало крутых поворотов. Потому и действовать необходимо, несмотря ни на что, так подсказывали местные обстоятельства.