Битва за Балтику

Из воспоминаний грейговского друга и соратника Джеймса Тревенина: «Его фигура была несколько крупной и чрезмерно неуклюжей. Ноги были очень длинными, грудь и живот слегка впалыми, плечи покатыми, а голова наклонена вперед. В его зимней одежде в Кронштадте никто не мог выглядеть более похожим на старую шотландскую женщину, хорошо укутавшуюся в холодную погоду. Его одежда, когда он был не в форме, была простой. Он отличался почти показной любовью к простоте, хотя, я полагаю… в этом не было ни малейшего притворства. Черты его лица были крупные и заметные, но что касается характера, то в нем не было ничего броского, но много серьезности, мысли и глубины. Когда он говорил, то выглядел унылым, почти скучным, подчеркнуто замкнутым, но выражение его очень оживлялось в беседе. Он был вообще очень молчаливым, но иногда в частных компаниях он умел стать интересным, рассказывая с большим добродушием и притягательностью кое-что из неисчерпаемого запаса знаний и новостей, которые он приобрел постоянными занятиями в более поздние годы его жизни. Его замечания всегда были благоразумными, так как он был способен замечать и рассуждать так же хорошо, как исполнять идеи, поданные другими. Учитывая все это, он был, конечно, медлительным и «тяжеловесным» от природы… Тем не менее в активных делах флота он отбрасывал это свойство его характера и был деятельным, энергичным и решительным».

И еще одно свидетельство, на этот раз лейтенанта В. Войта: «Команды не питали к нему особой любви, так как он, плохо зная русский язык, не имел возможности затрагивать жизненные стороны той среды, с которой он не был знаком, хотя и уважал прирожденные русскому человеку удаль и сметливость. Но этого важного по осанке, высокого, седого старика со светлым взором и приветливой улыбкою, в свою очередь, все уважали, знали, что он сжег турецкий флот в Чесменской бухте; знали, что его советы слушал граф Орлов, видели, с кою заботливостью он неутомимо обучал команды действовать орудиями и, словно на исповеди, держал по часам капитанов кораблей, внушая им правила одоления врагов. Его подчиненные знали, что адмирал мало говорит, но много делает, и были уверены, что где адмирал Грейг, там и победа».

Смерть адмирала получила вскоре самое неожиданное продолжение. Дело в том, что кронштадтская масонская ложа «Нептун», где Грейг числился в немалом звании мастера стула, потеряв всякую бдительность, закатила пышное траурное заседание по случаю смерти адмирала. На этом деятельность ложи, собственно, и закончилась.

Екатерина Вторая, узнав об этом, велела кронштадтских масонов безжалостно разогнать. Основания у нее для этого были весьма веские. Шведская система, к которой по-прежнему принадлежало большинство российских лож, все еще подчинялась главе шведских масонов – «девятиградусному» Карлу Зюдерманландскому. А потому Карл, как и в прежние времена, слал в Кронштадт своим собратьям указующие меморандумы, требуя лишь одного – денег. О том, давали или не давали эти деньги своему шведскому начальству российские масоны, история умалчивает, хотя ряд исследователей говорят прямо и однозначно: давали!

– Это же какую наглость надо иметь, чтоб на наши же деньги с нами и воевать! – возмущалась Екатерина, когда перед ней выложили целые пачки перлюстрированных писем.

Когда же ей доложили о масонском погребении Грейга и о том, что ревельские масоны задумали создать новую ложу памяти адмирала, императрица (что бывало с ней крайне редко) была взбешена:

– Мое терпение лопнуло, и лавочка масонская в России закрывается!

И закрыла в первую очередь ложи «Нептуна» и «Аполлона». А чтобы придать делу масонского разгона и должный общественный резонанс, самолично в несколько ночей написала на злобу дня сразу две пьесы: «Обманщик» и «Обольщенный», которые велела ставить во всех столичных театрах.

О смерти же Грейга говорили в те дни по России всякое. Ходил упорный слух, что умер адмирал не своей смертью, а был отравлен все теми же братьями – масонами – по напущению все того же Карла Зюдерманландского в отместку за непослушание и позор, учиненный шведскому флоту при Гогланде. Многие тогда так и говорили:

– Адмирала догнали в спину гогландские ядра!

Впрочем, тайна внезапной смерти Самуила Грейга до конца не выяснена и по сегодняшний день…

* * *

В то время когда повсюду шли кровопролитнейшие бои, вице-адмирал Александр Иванович Круз занимался делами скучными, интендантскими. От ненужности своей стал старый вояка хмур и ворчлив. Ничему не радовался, вечно бывал всем недоволен и раздражителен. Время от времени заявлялся он к графу Ивану Чернышеву, спрашивал, когда же в нем надобность возникнет? Вице-президент, от прямых ответов уходя, на комплименты не скупился:

– Вы, Ляксандр Иваныч из всех наших вождей морских самый искуснейший да неукротимый. Знаю, что свершите вы новые подвиги, когда случай представится. Вы уж виктории своей ни за что не упустите!

– Когда ж случай сей мне выпадет? – злился вице-адмирал.

– То мне не ведомо! – опускал глаза долу Чернышев. – Но надежду иметь все равно надо!