Битва за Балтику

В Петербурге известие о Рогервикском конфузе было встречено с большой досадой. Императрица Екатерина приказала строго разобраться с происшедшим и наказать виновников. Командующий Балтийским флотом адмирал Чичагов, о нападении, узнавши, наоборот, обрадовался:

– Шведы думали нас испугать, а сами лишь предупредили о том, что теперь их надо ждать со дня на день! Что ж, за предупреждение поклон нижайший! Встретим, как полагается! Только вместо хлеба – ядрышками, а вместо соли – порохом! Так что милости просим!

Историк пишет: «Эта экспедиция должна решительно считаться результатом бессмысленной королевской фантазии, ибо какой был смысл уничтожать запасы в Рогервике, когда предполагалось весной начать внезапное наступление; это нападение могло только заставить противника быть настороже, и действительно, с конца марта во всех русских гаванях началось спешное вооружение; таким образом, вся эта экспедиция принесла только вред. Конечно, наступление с большими силами против Ревеля, чтобы уничтожить находящиеся там корабли, могло бы иметь смысл, но об этом никто и не думал. Теперь в России меры уже были приняты; в Швеции утопали в блаженстве от одержанного блестящего успеха и только много позже сознали сделанную ошибку».

Итак, ценой грабежа нескольких десятков домов Чичагов был предупрежден о том, что враг уже близко. Теперь на Ревельской эскадре как можно ускорили приготовление кораблей к бою и походу.

* * *

И шведская, и российская разведка работали на совесть, а потому противники были неплохо осведомлены о том, что делается в противоборствующих станах. Командиру брандвахтенного фрегата у Ревеля капитан-лейтенанту Шепингу было настрого велено никого из купцов из гавани не впускать, чтобы шведы ничего не пронюхали о наших планах.

Едва вскрылся лед у Ревеля, Чичагов выслал в море дозорные фрегаты, чтобы обезопасить себя от внезапного появления противника.

Карл Зюдерманландский, в свою очередь, желал нанести внезапный удар по Ревелю как можно раньше, однако из-за противных ветров покинуть Карлскруну удалось лишь 30 апреля.

Еще в середине апреля в Карскруне через Копенгаген были переданы чрезвычайно ценные сведения от подкупленного английского шкипера, только что покинувшего Ревель.

Англичанин сообщал, что в гавани находится восемь линейных кораблей, команды которых живут на берегу и целыми днями учатся палить из пушек, что команды укомплектованы опытными матросами, а унтер-офицеры – исключительно русские, что офицеры не доверяют качеству своих пушек и шведские считают лучше. Помимо этого он рассказал, что зимой из Шотландии в Ревель было доставлено большое количество коронад, но не слишком хорошего качества, о том, что на острове Нарген нет никаких батарей, а на острове Карлосе, наоборот, стоят двадцать пушек, что вход в гавань достаточно велик и русские вряд ли будут топить суда на входном фарватере.

– Пока все складывается для нас, как нельзя лучше! – радовался герцог Зюдерманландский. – Будем же надеяться, что удача не оставит нас и в дальнейшем! Вперед к славе!

Герцог предполагал ворваться в Ревельскую гавань, встать на якорь напротив русской эскадры и атаковать каждое судно превосходящими силами, а потом взять их на абордаж. Одновременно три отряда фрегатов должны были обстреливать наши фланги продольным огнем. План, может, и был дерзок, но он, увы, не учитывал, ни наших ответных шагов, ни, что самое главное – погоды.

Из хроники войны: «10-го апреля шведский флот стоял на рейде, готовый к выходу в море, но экипаж еще не весь был налицо: должно было быть доставлено еще 4 пехотных и 5 кавалерийских полков. Герцог Карл, Норденшельд и лейтенант Клинт находились на “Густаве Третьем”, в состав штаба входили еще старший адъютант, штурман, делопроизводитель, врач и фельдшер. Авангардом командовал адмирал Модее, арьергардом – полковник Лейонанкар; наготове стояло 22 линейных корабля, 12 фрегатов, 13 транспортов; орудий было почти 2100 и 18 000 людей; не хватало около 3000 человек.

Флот вышел в море только 30 апреля; по пути пришло известие, что русские стоят на якоре на Ревельском рейде: 2 трехдечных, 6 двухдечных кораблей и 6 фрегатов. 12-го числа у Рогервика стоял штиль; к вечеру был усмотрен русский флот; ночью на берегу были видны сигналы огнями – признак того, что русские также увидели неприятеля».

Однако далеко шведскому флоту уйти не удалось, и две недели он боролся с остовыми ветрами, замедлявшими движение к Финскому заливу. Лишь 10 мая корабли налились водой у Гангэ, а на следующий день прошли бакан у Оденсхольма.

– Следующая остановка – Ревель! – весело объявили штурмана.

Флот перестроился в три боевые колонны. Непрерывно игрались ученья. Корабли прекрасно маневрировали раздельно и в строю. Остановили коммерческое судно, только что покинувшее Ревель. Капитан, глядя на внушительную горку золотых, щедро высыпанную перед ним на столе, был словоохотлив.

– Уходя, видел, что восемь кораблей и два фрегата вытянулись на рейд! Говорят, что у русских большой некомплект в командах и много больных!

– Что еще? – вопросил герцог.

– Все!