Битва стрелка Шарпа

На секунду-другую им овладела странная мысль: наверное, именно такого сражения желал бы для своих людей лорд Кили. Его светлость просто взял бы и бросил этих солдат в самоубийственную атаку – и это место подходит для подобного жеста не хуже, чем любое другое. К такому сражению человека не подготовит никакая учеба. Бой будет без правил, как драка на темной улице или в кабаке, и способность к такому бою либо есть у тебя в крови, либо ее нет и никогда не появится.

– Вперед! – крикнул Шарп. – Бегом!

И он повел небольшой отряд по дороге к кромке плато, где земля была вспахана пушечными ядрами, затем через кромку и вниз. Вниз – в дым, кровь и побоище.

Глава одиннадцатая

На склоне, ближе к кромке плато, вповалку лежали солдаты. Одни уже окоченели, в других еще теплилась жизнь. Какого-то горца вырвало кровью, и он упал поперек могилы, которую так разворотило ядрами, что на земле валялись тазовая и запястная кости мертвеца. Около дороги, удерживая руками вываливающиеся кишки, сидел французский мальчишка; из-за ремня торчали барабанные палочки. Мальчишка молча посмотрел на пробегавшего мимо Шарпа и заплакал. Неподалеку лежал стрелок в зеленом мундире, убитый, должно быть, в одной из самых первых атак. Согнутый французский штык застрял в ребрах чуть выше раздутого, почерневшего живота, по которому ползали мухи. Возле трупа разорвалась граната, и осколки просвистели над головой Шарпа. Одного из гвардейцев ранило, и он упал. Двое других остановились возле него. Харпер сердито закричал на них, требуя оставить раненого:

– Не задерживаться! Не задерживаться! Паршивец сам о себе позаботится! Вперед!

На полпути к деревне дорога резко изогнулась направо. Шарп спрыгнул с невысокой насыпи на поросший кустарником луг. Теперь он видел бригаду Лу невдалеке. Ворвавшись в деревню с севера, серая пехота угрожала разрезать 88-й надвое. Вмешательство Лу сначала остановило британскую контратаку, а потом и вовсе обратило ее вспять; сейчас справа от Шарпа красномундирники отступали из деревни и укрывались за развалинами кладбищенской стены. Вдохновленные примером Лу, французы, собрав последние силы, наступали от нижних улиц.

Но теперь у бригады Лу появился свой собственный враг, малочисленный, но жаждущий что-то доказать. Шарп провел Ирландскую королевскую роту сначала через кусты, потом через огородик с засохшими бобами, пересек еще одну насыпь и со всех ног побежал к флангу ближайшего серого батальона.

– Прикончим их! – выкрикнул Шарп. – Прикончим гадов!

Только такой боевой клич, страшный, дикий, годился для Ирландской королевской роты. Лишь набросившись на противника со свирепостью изголодавшегося зверя, она могла рассчитывать на успех; в противном же случае она была бы отбита и разгромлена. Исход схватки зависел от ярости и жестокости.

– Убьем ублюдков!

Голос звучал хрипло, с отчаянным надрывом из-за засевшего в Шарпе страха. От этого страха сводило живот, но Шарп давно понял, что враг боится ничуть не меньше и что дрогнуть – значит обречь себя на поражение. Путь к победе в этом бою один: надо как можно быстрее пересечь открытое пространство, где тебя могут убить из мушкета, и сойтись врукопашную. Низвести правильный бой до уровня уличной драки.

Поэтому он командовал, призывал и ободрял, хотя в голове и билась предательская мысль: не подведет ли храбрость, не придется ли прятаться в руинах. Но и думая об этом, он старался оценить силы противника. Прямо перед Шарпом открывался заполненный французами переулок, слева тянулась низкая ограда сада. Несколько серых перебрались через ограду в сад, но большинство шло переулком к центру деревни, где кипело сражение.

Шарп двинулся к переулку. Кто-то из французов обернулся и выкрикнул предупреждение. Другой выстрелил из мушкета, и вход в переулок заволокло белым дымом.

А в следующий момент Шарп врезался в заднюю шеренгу серых и заработал палашом.

Первый же физический контакт принес огромное облегчение, высвободив ужасную энергию, которую Шарп направил в заточенный для убийства клинок. Справа и слева бежали его гвардейцы с мушкетами наперевес. Они кричали и кололи штыками – люди, в которых страх переродился в безумие варваров. Часть гвардейцев взялась очищать сад, тогда как Донахью пробивался в другой переулок, ниже по склону.

Поначалу бой походил на обычную массовую потасовку, и если в первые секунды солдатам Шарпа показалось, что все не так уж и трудно, то лишь потому, что они атаковали задние шеренги, где собрались люди, менее склонные драться как звери в узких закоулках. Но чем дальше пробивались гвардейцы, тем ближе они оказывались к лучшим бойцам Лу и тем ожесточеннее становился бой. Сообразив, что происходит, здоровенный усатый сержант прорвался через шеренги назад и принялся наводить порядок. Он орал, раздавал оплеухи, заставлял трусов повернуться и пустить в ход штыки. Но вдруг его голова дернулась и как будто выстрелила красным туманом. На самом деле стреляли Хэгмен и Купер, забравшиеся на крышу, откуда могли вести прицельный огонь.