Читаем Биоген полностью

Трясясь от негодования и проглатывая часть букв, Патриот набрасывается на белого, как молоко, парламентария, подступая к нему со всех сторон сразу.

– Вот ты как заговорил? Родину хочешь предать? Из союза выйти? Да я тебя, как раба на галерах, замочу, падла, век воли не видать! Дубиной власти в сортире замочу! А потом в унитаз смою! А потом со дна канализации выковыряю на свет божий и еще раз замочу! Ты думаешь, «оттепель» будет вечна? Ты думаешь, я намерен терпеть это дальше? Конец «оттепели», я сказал! Всё! Поиграли и будя!

Он окружает дрожащего от страха Андрея, и тот скукоживается, как сорванный ветром лист, но, собрав остатки мужества, вдруг произносит неожиданно звучным голосом:

– Изыди, сатана, вон! Я глаголю устами истины!..

Слышно, как в ванной комнате у окна жужжат две мухи… Ползают, ползают, потом отлетают и, разогнавшись, бьются о прозрачность, не в силах разбить стекло или покончить с собой…

Патриот взрывается вокруг себя проклятиями:

– Да мы вас закопаем, педеласты проклятые! Засуньте свои доводы себе в жопу! Ублюдки! Христопродавцы! Сионисты! Холуи американского империализма! Дрозофилы! Ненавижу! Ненавижу! Будьте вы прокляты![397]

С этими словами он подскакивает к противнику и, схватив его за темно-синий двубортный блейзер, проводит классический прием дзюдо, от которого Андрей с грохотом падает на пол, а Патриот, повернувшись к остальным, объявляет:

– Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи![398].

Поднявшись с кресла, я набрасываю на плечи ярко-красный халат и иду в ванную, где придирчиво изучаю в стекле свое отражение на предмет, нет ли на нем отеков. Потом переодеваюсь в трусы-боксеры от Ralph Lauren с вышитой монограммой и тонкий свитер от Fair Isle. Сую ноги в шелковые шлепанцы в крупный горошек (Enrico Hidolin), надеваю на глаза охлаждающую маску и приступаю к гимнастике. После ее завершения я встаю перед раковиной Washmobile (хром и акрил) с мыльницей, держателем для стаканчика и поручнями, на которых висят полотенца. Полотенца я покупаю в Hastings Tile, а саму раковину (отшлифованный мрамор) я заказывал в Финляндии. Не снимая охлаждающую маску, я изучаю свое лицо и остаюсь им доволен. В стаканчик из нержавеющей стали я наливаю жидкость для удаления зубного камня Plax и полощу рот в течение тридцати секунд. Потом выдавливаю зубную пасту Rembrand на зубную щетку из искусственного черепашьего панциря. Тщательно чищу зубы (из-за похмелья мне не до зубной нити, но, может быть, я чистил их нитью вчера, перед сном?). Я полощу рот листерином, вытираю лицо махровым полотенцем и выхожу из ванной комнаты[399].

Кажется, мне что-то снилось? – пытаюсь я вспомнить момент своего пробуждения…

– Да… что-то снилось, – повторяю я собственную мысль вслух, глядя на упавший фужер, стук которого, по-видимому, и разбудил меня. – Но вот что именно? Хоть убей, не помню…

Слышно, как за четырехслойным стеклопакетом с бронированным внешним стеклом завывает метель. Метель две тысячи четырнадцатого года. Я сажусь в кресло.

Пытаясь прорваться в дом, ветер залетает в каминную трубу, и из зала доносится запах разгорающихся углей, а вслед за ним – первые аккорды с диска Аsaf Аvidan. Это Thumbtacks in my marrow, узнаю я музыкальную композицию и засыпаю вновь…

<p>Часть третья</p><p>Каникулы</p>

Я отталкиваюсь от планеты, и, качнувшись, она медленно сходит с орбиты.

<p>Экспрессия первая</p>1

Читатель, я обращаюсь к тебе с трибуны своего сознания, не как Гордон Байрон в палате лордов перед будущими пэрами Англии[400], а как беспомощное существо, получившее тело от родителей, жизнь от планеты и решетки от государства. Читатель, кем бы ты ни был, чего бы ни ждал ты от этой скоротечности, имя которой жизнь, – прошу тебя!.. Вообрази меня! Меня не будет, если ты меня не вообразишь; попробуй разглядеть во мне лань, дрожащую в чаще моего собственного беззакония[401]. Попробуй увидеть, узнать, ощутить себя совсем еще юным, доверчивым восьмилетним созданием. Вспомнить что-то – какую-то деталь, игрушку, встречу, что поможет, сумеет вновь вернуть тебя к тем, давно исчезнувшим и хранящимся только в твоем сердце и в твоей памяти ощущениям детства, ощущениям счастья ребенка, только что закончившего первый класс. Чтобы, попав в то время, в истоки собственного бытия, ты смог проникнуть, проскользнуть в мои грезы и впечатления от окружившего меня урагана извращений, имя которому – мир взрослых людей. Существ, имеющих безграничную власть над детьми только потому, что в их руках находится ужасающая сила – сила сочиненных ими законов.

Мульт: «Идет все прямо Правосудье, не потеряет след, могучих губит, губит слабых – в нем милосердья нет»[402].

2

Я: Первый класс я закончил плачевно…

Мульт: По их мнению!

Перейти на страницу:

Все книги серии Редактор Качалкина

Похожие книги