Биоген

– Да управлять-то мы можем! – включился с ходу в разговор мой старый приятель и оппонент из депутатского корпуса Андрей. – Но вот хозяйничать! Хозяйничать, как прежде, у нас уже не получается. – С этими словами он перегнулся через стол, достал запотевший графин с абрикотином и, хлопнув в одного, продолжил: – Понимаешь, – собеседник закинул в рот щепотку снеди и, не прожевав, ухватил быка за рога, – ведь, по своей сути, все государства создавались, как розальско-лопуховские коммуны[326], а по существу вышла брехня! – Андрей еще раз налил лафитничек первача, выпил и, зачерпнув деревянной ложкой капусту, – брехня? – стал перемалывать сельскохозяйственную культуру, вылупив на меня любознательный взгляд.

Прежде чем дать ответ на вопрос с подвохом, я внимательно осмотрел товарища с ног до головы, подметив при этом на нем новый четырехпуговичный двубортный льняной костюм от Redaelli, хлопчатобумажную черную рубашку от Ascot Chang, узорчатый шелковый галстук от Eugenio Venanzi и кожаные туфли от Brooks Brothers[327].

Кожаные туфли, а особенно шелковый галстук подсказали моему внутреннему голосу и внешнему взгляду, что на этот раз хозяину придется «разжевывать» не только капусту, но и рецепт ее приготовления…

Усевшись поудобнее в кресле, где еще недавно отдыхал Сократ, я решил поведать незваным гостям часть государственных хитростей таким образом, чтобы фрики, работающие над прослушкой моих снов, не смогли осмыслить лабиринт секретной реляции, а только определили состав ее канвы. Но, передумав, предоставил слово заглянувшему в окно Облаку.

Развалившись на подоконнике искомканной простыней будущего тумана, невесомое, как пух обетованной земли, оно начало выступление мягкими, перьевыми словами Создателя, чуть оттеняя подбрюшье собственных идей полутонами приближающегося заката.

– Друзья мои! – заговорило Облако, стараясь быть убедительным, – эвристический поиск общественного договора[328] привел вас к власти (точнее подсадил на иглу), способной воздействовать на жизнь других людей даже против их воли. Теперь суть власти уже не зависит от того, на чем основана такая возможность, потому что время формирования государственной морали ушло.

С этими словами Облако выпорхнуло из раскрытого окна в небо, желая раздышаться горизонтом назревающей грозы. И, расползаясь белизной пузырчатых завитушек по синеве безбрежного свода, уставилось на моих гостей с высоты птичьего полета кудряшками воображаемых глаз.

Чей-то невидимый клокочущий голос, то скатывающийся, то подпрыгивающий, как беспокойная волна в разбуженном водохранилище, засопел, забурлил и, подобно Днепрогэсу, обрушил на головы посетителей поток взбудораженного сознания[329]:

– Положение в экономике по-прежнему скверное! Мы должны найти способ сдерживания инфляции и уменьшения дефицита бюджета! Следует также обеспечить обучение безработных и создать для них рабочие места, равно как и защитить рынок рабочей силы от наплыва иностранцев-нелегалов. Мы должны сделать так, чтобы страна стала лидером в передовых технологиях. В то же время нужно заботиться об экономическом росте и развитии деловой активности; упорно бороться против федеральных налогов на доходы; снижать процентные ставки; создавать благоприятные условия для развития мелкого предпринимательства; контролировать слияния крупных корпораций и их сделки[330].

После этого заявления Андрей едва не выплюнул абрикотин на стол, а я почему-то вспомнил о существовании сцифоидных медуз[331] и попытался заглянуть в голову каждого собеседника по отдельности, прежде чем перевести взгляд в прежнее, удобное положение задумчивости.

– Ты сам-то понял, что сказал? – поинтересовался у задравшего до ушей локти и повернувшего голову назад Богомола Андрей.

– А что я такого сказал? – засомневался Богомол.

– А то! Разговариваешь тут, как телевизор… Расслабься и выражайся человеческим языком. Договорились?

– Договорились, – согласилось обескураженное наездом насекомое, протягивая к графину цепкую лапку. Плеснув себе и Андрею, чокнувшись, выпив и распрямив усы, оно сокрушило стойкость остальных пассионариев личным примером расхлябанности и забулдыжья.

Словно по команде, делегаты окружили мой стол и стали разливать самогон в чарки.

Кто-то опрокидывает рюмку два, а кто-то и три раза подряд, пытаясь разложить выступление оратора по признакам на составные части. Части кубика не рубятся комбинаторикой в теорию вероятности, и, возмущенная извилинами собственного мышления, Борода изрекает, глядя с упоением в шкалик:

– Все, что не созидает, разрушает!

На что увлекшийся опустошением рюмок Богомол откликается новостями эротического содержания:

– А вы в курсе, что вчера у нас вышло еще одно остроумное постановление юмористического правительства?

– И что это за постановление? – интересуется ради смеха Борода.

– Запрет на продажу белья с содержанием синтетических материалов[332].

– В каком смысле?

– В обыкновенном. Основной удар этого запрета приходится по женским кружевным трусикам.