— Ну вот и отлично, — Бьянка поднялась с софы, — выгуляй пока Феликса, и встретимся за обедом.
С этими словами она направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, а Мария, гремя тарелками, небрежно составила их одна на другую и понесла на кухню.
— Вот же я попал, — вздохнул Матео.
Пес тем временем робко вылез из своего убежища и пополз к столу. А ведь считается, уныло подумал Матео, что у лабрадоров очень устойчивая психика.
С Феликсом они поладили на удивление быстро. Все, что потребовалось, лишь несколько раз погладить пса и назвать его по имени. Сначала он перестал дрожать, потом осторожно завилял хвостом, а потом лизнул руку Матео, и все — дружба установилась. Гулять они отправились уже вдвоем, чему Матео был крайне рад, поскольку ходить по окрестностям в одиночку даже ему было несколько тревожно.
При свете дня особняк уже не производил такого зловещего впечатления, скорее он казался угрюмым, старым и заброшенным. Белые стены то ли за прошедшие столетия, то ли от темных дел, творившихся внутри, ощутимо посерели. Местами яркими пятнами проступала плесень, а камни кое-где крошились и осыпались.
По обе стороны от крыльца стояли две небольшие мраморные чаши, которые оказались фонтанчиками. Правда, Матео это понял не сразу, а только когда заметил, как сквозь забившуюся землю и проросшую траву сочатся мутные капли, сопровождаемые едким запахом неисправной канализации.
Стараясь не вдыхать воздух около фонтанчиков, Матео повернулся к сломанной башне. За ней располагалась западная часть сада, вглубь которой ему запретили ходить. Лучший способ показать Бьянке, что она не имеет права командовать, — это, конечно, пойти туда. Но, немного подумав, он решил все-таки этого не делать. Потому что только в сказках герои ходят туда, куда не следует. В реальной жизни таких мест разумнее избегать.
В итоге он направился обследовать то, что было за особняком, и то, что напугало его лунной ночью, когда он пытался сбежать. Вместе с псом они свернули за угол, прошли мимо разрушенного фундамента, из которого пробивалась высокая зеленая трава, и приблизились к небольшой церкви, увенчанной остроконечным шпилем с крестом. Под куполом поблескивали тронутые ржавчиной колокола, в которые, видимо, уже давно никто не звонил.
Оставив Феликса у старой церковной двери, Матео аккуратно потянул позолоченную шатающуюся ручку и вошел внутрь. Практически с порога повеяло холодом и сыростью. Несколько мгновений ему потребовалось, чтобы привыкнуть к царящей внутри игре тьмы и света, который робко пробивался через витражи.
Церковь была небольшой: внутри уместились всего несколько рядов деревянных скамеек и скромный алтарь, бегло осмотрев которые, Матео повернулся к витражам и застыл в немом изумлении. Изумление затем сменилось недоверием, а потом — легким ужасом. На одном человека привязывали к колесу, на другом с несчастного сдирали кожу, а на третьем… По спине Матео пробежал неприятный холодок, будто он смотрел не на цветное стекло, а воочию наблюдал чужие боль и страдания. Кошмарные картинки околдовывали, лишая воли даже отвести взгляд, и рождали чувство абсолютной беспомощности, словно следующим будут пытать его самого.
С усилием отвернувшись, Матео уставился на главный витраж прямо над алтарем, ради которого, видимо, и создавалась церковь. Огромный, мастерски выполненный, великолепный и отвратительный одновременно, он заставлял смотреть на себя и ужасаться. Не мигая, Матео разглядывал десятки, может, даже сотни обезображенных муками лиц. Несчастные тянулись к нему, отчаянно моля о помощи, пока вокруг вертелись в бешеной пляске скелеты и растрепанные женщины со сверкающим безумием в глазах. Ведьмы?.. И на все это с темных грозовых небес падал прекрасный ангел со сломанным крылом.
— Гордыня — грех тех, кто не способен ни помочь, ни принять помощь вовремя. Даже среди смертных он самый тяжкий, — раздался за его спиной спокойный голос.
Матео резко отшатнулся от алтаря.
— Не пугайтесь вы так, сеньор Матео.
Он быстро развернулся, и первым, что он различил в полумраке церкви, был белый фартук. Мария стояла у одной из узких скамеек и, судя по всему, уже некоторое время безмолвно наблюдала за ним.
— Я ничего и не боюсь! — сердито отозвался Матео, удивляясь, почему не услышал ни скрипа двери, ни звука ее шагов.
— В особняке когда-то обосновались инквизиторы, и церковь построили они, — сказала она, показывая на витражи. — Согласитесь, вкус у них был своеобразный, но вот в чувстве стиля явно не откажешь.
— На любителя, — проворчал Матео и, стараясь больше не смотреть на витражи, быстро вышел на улицу.
Там его ждало еще одно неприятное потрясение: мозаика на фасаде. Если бы он рассмотрел ее раньше, в церковь он бы даже не заглянул. Мозаика была как сигнальный знак, предупреждающий, что подстерегает внутри. На ней с пугающей реалистичностью были изображены пылающие костры, люди, скорчившиеся в последних муках, и идущий вверх дым, безжалостно уносящий остатки их жизней. Отчаяние, боль и почти звериная жестокость.