Без права на ошибку

— Ты извини, Федор, — уже спокойнее заговорил он. — Все эти вопросы, в первую очередь, относятся ко мне самому. Феликс Эдмундович с меня ведь спрашивать за это будет. Эх, не хватает людей! Как не хватает… Мы, считай, за этот год выловили отъявленной контры в пятнадцать раз больше, чем численность личного состава нашего ЧК, а ее все по-прежнему видимо-невидимо. Один против пятнадцати… Подумать только! Надеяться на победу в открытом бою над противником, имеющим такое преимущество, вряд ли рискнул бы любой лихой генерал. Суворов, однако, рискнул и доказал, что воюют не числом, а умением. Наша тактика на самое ближайшее будущее — брать не числом, а умением. Этому мы должны с тобой учить подчиненных и учиться у них. Разве нечему поучиться у нашего первого? Вот он — настоящий герой. Представляешь, каково ему приходится и с каждым днем будет все труднее и труднее? Для этого, кроме преданности Советской власти, еще и талант нужен, талант настоящего чекиста-разведчика.

Связь с ним ни в коем случае не ослаблять и из поля зрения его не выпускать ни при каких обстоятельствах. Судя по всему, именно его действия должны пролить свет на очень крупное дело, стать началом разоблачения врагов, организовавших налет на хлебный эшелон. Ему сейчас, как никогда, нужен толковый совет и наша поддержка, Федор. А теперь иди. Работай! И еще раз — извини за горячность…

IX

Студент, немного не дойдя до Михайловского собора, невольно остановился на углу Горшечного переулка и засмотрелся на стройное величественное здание — красу и гордость Ижевска. Это немного отвлекло его, успокоило. Студент все еще верил и не верил происходящему с ним: теперь вот он — представитель Московского синода и уже вовсе не Студент, а отец Иероним. Это подтверждалось документами, оформленными по всей форме.

Несмотря на то, что на дворе стоял крепкий мороз, двери храма были распахнуты настежь. Оттуда валил пар от одежды и дыхания множества богомольцев, пахло воском и ладаном. Глухо доносилось негромкое, размеренное рокотание заутренней службы, подходившей к концу. «Храм, надо думать, до отказа набит прихожанами», — отметил про себя новоявленный Иероним, одновременно подыскивая подходящие слова для встречи и начала беседы с епископом Егорием. Слухи сходились на том, что это был человек крутого нрава, недоверчивый и привередливый.

Наконец прихожане чинно потекли через двери и как-то быстро сбрасывали с себя степенность по мере удаления от собора.

Иероним не спеша поднялся по крутым ступеням и вошел в темный провал храма.

Епископ, облаченный в дорогую, шитую золотом и каменьями ризу, встретил Иеронима с неприкрытой настороженностью. Тот с достоинством представился и извлек документ. Прочитав его, владыко Егорий попытался изобразить улыбку, но тут же потускнел, взгляд его стал озабоченным:

— Давненько святейший патриарх Московский и всея Руси не удостаивал нас, грешных, вниманием и благоволением. — С этим епископ пригласил гостя за расписную дверь алтаря. — А ведь не токмо паства, но и мы, пастыри, нуждаемся в праведном слове божьем из уст его святейшества, паче хлеба насущного нуждаемся.

— Его святейшество прислал вам земной поклон на молитвенную помощь.

— Благодарствую за честь. — Егорий откашлялся, хотя в этом не было нужды. — Однако смущает меня одна вещь относительно ваших полномочий. Не соблаговолите понять меня превратно: в подлинности документа я не сомневаюсь. Тут все по форме. Меня смущает сам смысл. Как я его понял, мне предписывается жертвовать церковные ценности на помощь голодающим. Не сия ли суть полномочий?

— Истинно так, вы не ошиблись, — подтвердил Иероним.

— Не пристало мне и помыслить о том, чтобы супротивничать сему повелению. — Лицо Егория посуровело. — Не пристало.

Резкая перемена настроения не ускользнула от Иеронима. Разговор не клеился. Они умолкли. Егорий первым не выдержал молчания.

— Волю владыки как не исполнишь… Смущение же вот отчего: святейший патриарх Тихон всегда стоял против всякого народовластия, кое не бывает от бога, анафеме предавал Советы с большевиками… Не он ли не столь давно призывал верующих объединяться «около своих храмов и пастырей» и «идти в защиту святынь», «не отдавать церковные ценности в помощь умирающим от голода»! Да что там говорить, если он прямо призывал к оружию, поддерживал антисоветский заговор главы английской миссии при Советском правительстве?! А тут?.. Свят, свят… Нет, такое никак не укладывается в моем понятии. Чем вызвана такая перемена в ориентации патриарха? Не просветите меня, грешного?

Ответа он, видимо, не ожидал, так как тут же встал, не без труда оторвав свое тучное тело от кресла, и заходил шумно по алтарю, не утаивая недовольства.

— С одной стороны, мы ведаем, каковы его замыслы, идеи во спасение церкви от антихристов-большевиков, а с другой… Совершенно противоположной значимости сие послание. Подпись под ним подлинная, сию подпись я узнаю среди тысячи подобных. Чему же верить?