– Дань, нужно туда сходить. К озеру. Это не просто болезнь. Это боевая химия. Очень похоже на иприт[44], люизит или производные. Они на момент начала Войны еще стояли на вооружении США. Но мне нужен источник, только тогда точно скажу. От этого зависит лечение.
– Я-то схожу, – кивнул Данил. – Но лечение ты начала? Не опоздаем?
– Пока напичкала кое-чем. Сейчас полегче станет, уснут. А чтоб с причиной бороться, нужно знать источник. Бери деда или мужиков, пусть ведут. И чем быстрее – тем лучше.
Экспедицию организовали мгновенно. Спустя час Добрынин и Евгений выдвинулись на восток, в сторону озера. Оба в комбезах, конечно же, в противогазах с соответствующими фильтрами. А Данил еще и вооруженный пробирками, и подробными инструкциями – как и что собирать, как и что подписывать.
Пятнадцать километров прошли за два часа, больше половины расстояния – бегом. Притом Евгений еще и подгонял, хотя Данил видел, что он постепенно выдыхается. Километра за три до озера надели противогазы – Добрынин настоял, хотя Евгений клялся и божился, что бывал тут не раз, и озерцо чистое. Это и спасло. На подходе к озеру он совершенно неожиданно провалился под землю – и здесь же неподалеку, в десятке шагов, зияла еще одна такая же яма. А рядом – сломанное детское ведерко и рассыпавшиеся, уже полусгнившие, грибы.
Вытащив мужика, Добрынин осмотрел обе ямы. На дне – проржавевший неразорвавшийся боеприпас, на стенках которого выступила черная, тягучая, маслянистая жидкость. Стало очевидно, что Юка права – причиной всему была боевая химия.
Данил, уже имевший дело с подобной дрянью в тоннеле Нового Убежища, и чуть не отправившийся тогда к праотцам, похвалил себя за предусмотрительность. Судя по тому, что реакция последовала даже от столь малого количества со стенок, дерьмо было чрезвычайно ядреное. Пятнадцать лет боеприпасы торчали в земле, сдерживая в своих емкостях убийственную отраву, но сырость постепенно делала свое дело, подтачивая металл, проникая в микротрещины, расширяя и углубляя их. И в конце концов контейнеры не выдержали – химия полезла наружу.
– И что с ними делать? – глядя на болванки, спросил Евгений. – Этак мы здесь потравимся все, если так оставить…
– Сначала с одним закончим, потом за другое возьмемся, – сказал Добрынин, заполняя пробирки на треть. – Отнесем на хутор. Пока Юка детей будет лечить, подумаем, что с этим делать.
– Вылечит, как думаешь? – с надеждой спросил Евгений.
– Вылечит. Вам, ребята, жутко повезло. Мы по пути сюда в поселок заезжали, а там, представляешь, – аж два академика живут. Медициной занимаются. А Юка – сама медик, ученый, да еще и талантливый. И про боевую химию немало знает… Меня самого как-то вытащила – я уж уходить начал, еще б минут пять и задохся совсем. Ан нет, видишь – живой стою.
– Ну дай-то бог, дай-то бог… – пробормотал Евгений. – По гроб жизни должны вам будем.
– Рассчитаемся, – сказал Добрынин. Он уже все понял и знал каков будет расчет. – Я скажу, как.
Прежде чем приступить к лечению, пришлось сходить до машины. В походной лаборатории, вскрыв пробирку под колпаком вытяжного шкафа[45], она выделила исходное вещество. Как и предполагалось, это была некая производная иприта, медленнее влияющая на организм, но более устойчивая и долгоиграющая. И это было хорошо. Действуй она быстрее – спасти детей они бы точно не успели. Но теперь шанс был и довольно неплохой. Добрынин, вспоминая свой поход по этим местам, был прямо-таки уверен, что все пройдет успешно.