Без обратного адреса

И Иона продолжил свой путь, считая разговор законченным. Давид повернулся к Эстебану, но тот пожал плечами, улыбнулся и повторил слова трактирщика:

– Святой Томас – совершенно другое дело.

В крохотной церквушке не могли поместиться многие, основная масса молящихся оставалась снаружи, но Иона и Эстебан настояли, чтобы Сильвия с Давидом как гости заняли места на полукруглой скамье, которая опоясывала стены часовни изнутри.

– Мы приходим сюда каждый год, а вы, как знать, может, единственный раз в жизни, – объяснили им и не стали слушать возражений.

Супруги послушно сели. В маленьком храме теперь впритирку друг к другу помещались алтарь, статуя святого, священник и полсотни прихожан. Остальные плотно стояли снаружи со свечами, озаренные общим светом и согретые общим теплом в ледяном воздухе осенней ночи, и слова проповеди, которую говорил падре Ривас, сплачивали людей еще больше. Их благочестие, любовь к своему людскому гнезду, к своим корням были, казалось, такими же видимыми и осязаемыми, как огоньки свечей и тепло человеческих тел. Давид погрузился в тяжелые сомнения. Да, у Коана хорошие информаторы и сотрудники, они нашли это село. Но разве не могли ошибаться? Они тоже всего лишь люди. А он тут тратит день за днем на бесплодные искания. Хосе, повар, реагировал на его речи совершенно естественно, то есть как на чушь. Ну, шесть пальцев на правой руке – и что? А вдруг Томас Мауд из другого села? А отсюда только послал рукопись, желая запутать след? Давид искоса взглянул на Сильвию, искренне внимавшую проповеди и неподдельно счастливую. Ах, вот бы и ему так! Наслаждаться неожиданными выходками жизни и не ломать голову над всякими тягостными загадками. Он в тупике. Представления не имеет, что еще можно теперь здесь делать. Вставая вместе со всеми и снова садясь, Давид решил, что ему остается одно: подчиниться общему течению жизни и делать то же, что другие.

– Как чудесно, правда? – тихо обратилась к нему Сильвия, блестя глазами.

Давид обернулся. Взгляды толпы концентрировались в одной точке. Он нашел в какой: на статуе святого Томаса.

– Да, чудесно.

Падре Ривас провозгласил:

– Ступайте с миром!

И многоголосый хор мощно откликнулся:

– Слава тебе, Господи!

Они вышли из часовни на площадку. Свечи догорели, растеклись по бумажной розетке.

– Ну что, понравилось? – спросил Иона.

– Изумительно, чудесно! – воскликнула Сильвия. – Мы так давно не были в церкви.

Да, со дня свадьбы, подумал Давид. И воздержался от замечания.

– Ну, честно говоря, мы тоже не больно часто сюда ходим, – признался Иона. – Наверное, если бы прихожане были поактивнее, то построили бы новую просторную церковь.

Догорающие свечи люди прикрепляли к камням, выступающим из стен древней романской часовенки, украшая огоньками маленькие углубления в них или, наоборот, острые выступы. Теперь она вся пылала под пиренейским небом, бросая вызов ночной осенней тьме. Зрелище поражало каким-то романтическим колоритом, напоминая о прочности времени, о связях людей друг с другом, смиряло душу.

Эстебан взял их свечи, слепил в одну и прикрепил ее к самому высокому каменному выступу. Давид остановился, глядя на прихожан, пристраивающих свои свечи теперь уже на ярко освещенной ими площадке перед церковкой. Зрелище было знакомо и дорого, и ему очень хотелось понять почему. Он так долго стоял, углубленный в себя, что встревоженная Сильвия тронула его за руку.

– Ты не припоминаешь? – пробормотал Давид.

– Что?

– Не знаю… все это…

И вдруг понял. Удивление и радость всколыхнулись внутри него так сильно, что он вздрогнул. Давид сообразил, почему ему знакомо зрелище молящихся, прикрепляющих свечи к камням: он читал про такое в «Шаге винта». Персонажи в каменных руинах прикрепляли к выступам свечи, и те светили в ночи веками. Каждая свеча была звездой в бесконечной холодной ночи. И чувства они с женой испытывали теперь те же, что и персонажи в книге.

– Давид, что с тобой?

– Я вспомнил одну книгу, которую недавно читал.

– Твои книги, опять книги…

Нет, село правильное, понял Давид. Именно здесь, на этой площадке перед часовней, автор переживал то, что стало источником соответствующей сцены в «Шаге винта». Иначе говоря, Томас Мауд стоял тут и смотрел на то же, что видел теперь Давид. Он оставил на камне свою свечу. Участвовал в том, что потом написал. Да и Томас – не имя ли местного святого? Славного бескорыстием, раздававшего свои богатства бедным. Как впоследствии автор. Давид почувствовал, как у него похолодел затылок, прокатился озноб по телу.

– Что с тобой, ты сам не свой? – спросила Сильвия.

– Просто ветер холодный, – ответил Давид.

Они медленно двинулись назад в село по следам недавним – и тысячам невидимых давних следов на усыпанной сосновыми иглами дороге.

До дома сестры Эльза добралась вечером, очень усталой. Пришлось заехать домой за одеждой и другими необходимыми в чужом жилье личными вещами. В метро провела полтора часа, и все время – стоя. Но Эльза была не из тех, кого такие пустяки деморализуют. Она просто вынула из сумки «Шаг винта» и пристроилась читать, опершись спиной о поручень.