Давид улыбнулся. Обуться они могли бы поудобнее, да что уж теперь жаловаться. Острые камни чувствовались сквозь подошвы, напоминая, что город, где все дороги для них были предупредительно заасфальтированы, остался далеко. Через четверть часа они выбрались на широкую открытую площадку с каменной часовенкой в глубине – типичным жилищем отшельника с маленьким колоколом у входа. Эта каменная хижина пережила все прошумевшие над ее крышей времена и вышла из испытаний победительницей, пусть и не без потерь. Покрыта она была той же черепицей, что и дома в поселке, из полукруглой апсиды смотрели четыре окошка. Низенькая арочная дверь была приоткрыта. Любопытство заставило супругов заглянуть вовнутрь – и тут же навстречу им вышел изнутри падре Ривас.
– День добрый!
– Падре Ривас! – воскликнула удивленная Сильвия.
– Что привело сюда наших гостей?
– Их неугомонные ноги – правду сказать, уже изрядно стертые. Здравствуйте, падре. Мы решили пройтись по окрестностям.
– И вышли прямо на церковь. Знаменательно, не правда ли, друзья мои?
– Это церковь? – воскликнул Давид. Он окинул взглядом часовенку, такую крошечную, старую.
– Церковь. Двенадцатый век. Романская. Точно не установлено, но очень вероятно, что это часть не сохранившегося большого строения. Вот это-то мне и нравится в моей церкви: она, как и все мы, часть отсутствующего для чувственного опыта, но несомненно невидимого целого.
Падре Ривас улыбнулся, подняв голову к солнцу, безжалостно осветившему его морщины, реденькие сальные волосы и улыбающийся, полуоткрытый, как дверца в часовню, рот.
– Вы здесь и мессу служите?
– Да. Боюсь, что места для моих прихожан хватает и здесь. И мессу, и такие службы, как сегодня вечером.
– Какие? Что будет вечером? – спросила Сильвия.
– Ах, я почему-то думал, вы знаете. Сегодня служба святому Томасу де Вильянуэва, которого мы почитаем небесным покровителем нашего села. Знаете этого святого? Он был великодушен и суров. Происходил из богатой семьи, а все, что имел, роздал нищим. Жил как аскет. Церковь – та самая, которой он для себя пожелал бы. Сегодня много народу не будет… нас вообще тут немного, но они придут и поклонятся святому от всего сердца. У нас еще сохранилось благочестие. Я произнесу проповедь.
– Вы сказали, де Вильянуэва? – уточнил Давид.
– Знаю, знаю, о чем вы подумали. Это не сам Томас де Вильянуэва. Один из его учеников привез сюда статую этого святого в 1669 году, и теперь мы считаем его своим. Но что ж мы стоим, проходите в церковь!
– Падре, мы не посещаем церквей. Никаких.
– Что ж, начнете вы прекрасно – со службы святому Томасу, приобщитесь к его благодати…
– Падре, я плохо объяснил. Мы не верим, понимаете? Не все верят в Бога. Мы не верим.
– Зато Бог в вас верит, дорогой мой Давид!
Давид прикусил язык, чтобы сдержаться и не произнести ни один из тех ответов, что крутились у него на языке. Все они были дурного тона. На выручку пришла Сильвия:
– Конечно, мы будем на службе, падре. Я с нетерпением жду ее.
– Вот и хорошо. Святой Томас будет счастлив обрести вас здесь, у себя. Хотите вы или нет, вы уже причастны к нынешней службе – ведь это для нее вы привезли тот ящик свечей!
Ривас улыбчиво простился с ними и скрылся в темноте часовенки, а Сильвия с Давидом озадаченно переглянулись, смущенные.
– Ты действительно хочешь пойти сюда вечером?
– Да.
– Сколько лет ты не была на мессе, Сильвия?
– Знаешь, я тебе уже говорила… здесь хочется совершать необычные, непривычные поступки. В конце концов, вреда от вечерней службы не будет.
– Вреда не будет. Именно эти слова всегда твердил отец.
– Мудрый был человек.
Сильвия улыбнулась ему и, повернувшись спиной, пошла по дороге в село. Да, мудрый, подумал Давид. Всегда уговаривал сына пойти к мессе, но никогда не ходил туда сам.
Глава 7
Одиночество – не выбор
Сильвия спала уже два часа. Ей удалось так уютно завернуться в кокон из простыней и одеял, что ее спокойное сонное похрапывание действовало почти гипнотически. Как только они добрались до своей комнаты, она скинула туфли, растерла усталые ноги и заснула так быстро и крепко, что Давид этого не заметил и некоторое время разглагольствовал в одиночестве, думая, что жена слышит его. Наконец, склонившись к ней, почувствовал тепло спящего молодого тела, уловил ровное дыхание.
– Сильвия, ты заснула?
– М-м-м-м…
– Мне надо выйти. Я скоро вернусь, ладно?
– Да.
Втиснув ноги в ненавистные, трущие пятки туфли, он ушел так тихо и быстро, что хозяйка Эдна не заметила. Собственно, ее нигде не было. Наверное, не только ночью, но и днем гости не должны были рассчитывать на какое-то особое внимание хозяйки.
Давид направился к Анхеле, чтобы отдать ей взятое в долг лекарство. Нашел ее дом, пересек садик, постучал в дверь гаража. Когда никто не ответил, шагнул ко входной двери дома и позвонил. Через несколько минут дверь открыл ребенок лет девяти, улыбаясь щербатым ртом.
– Пливет, – сказал ребенок.
– Здравствуй. Мама дома?
– Да. Мам!