Он убежал в глубь дома, громко крича. Давид остался у порога. Появилась Анхела, из-за которой выглядывало ее беззубое, но веселое дитя.
– Проходи, – сказала она, пропуская Давида вперед. – Мы ведь по-прежнему на «ты»?
– Конечно, но проходить вроде незачем, я ведь только хочу вернуть аэро-ред. – Он протянул ей коробочку, купленную у Эмилии, но она не взяла.
– Спасибо, только сначала, пожалуйста, помоги мне это передвинуть. Нам вот сюда, идем.
И Анхела провела его в гараж, где на полу лежал увесистый деревянный брус. Выглядел он совершенно неподъемным.
– Вот это передвинуть? – удивился Давид. – Думаешь, сможем вдвоем?
– Когда ты вчера стучался ночью в дверь, вроде не был таким нерешительным!
Она взялась за свой конец бруса, и они с трудом, но водрузили его на верстак. Анхела действовала увереннее, чем он, и Давид поразился физической силе этой хрупкой с виду женщины.
– Спасибо.
И она снова проводила его до дверей. Там Давид протянул ей лекарство. На сей раз Анхела взяла его.
– Зачем торопиться и возвращать эту ерунду?
– Не люблю быть должным, – ответил Давид. – До свидания.
– До свидания! Скажи Давиду «до свидания», сынок.
Мальчик попрощался и помахал ему рукой. Давид замер: на руке у ребенка было шесть пальцев.
– Ого! – опомнившись, произнес он. – Да у тебя шесть пальчиков!
– Да, – гордо ответил малыш. – Мама говорит, это не плохо, а только моя особенность.
– Так и есть, сынок, – погладила ребенка по голове Анхела.
– Как тебя зовут?
– Томас.
Давид едва не вскрикнул, улыбнувшись такому совпадению.
– Ты уже умеешь читать?
– Да.
– И писать?
– Ну конечно! Мне уже девять! – отвечал мальчик, немного бахвалясь перед незнакомцем.
– Молодец! Ах, друг мой, как бы я хотел, чтобы ты умел писать, – ты меня бы просто спас!
И быстро ушел, пока мать с ребенком не успели удивиться его непонятной шутке.
Сильвия отлично знала, что Давиду не нравится, когда приходится ее дожидаться перед выходом, но волновалась. Она собиралась тщательно и не торопясь, ей доставляло удовольствие выглянуть из ванной и увидеть, как он изнемогает от ничегонеделанья и нетерпения. Это справедливая цена, пусть платит, думала она. Наконец выходила, говоря «я готова», и этого момента стоило дожидаться. Он глядел на нее в изумлении, а она вновь и вновь чувствовала себя желанной – каждый раз по-иному. На сей раз он с трудом произнес:
– Какая ты все-таки красивая.
– Спасибо.
У дверей они встретили Эстебана и Иону, брата Эдны и владельца «Эра Уменеха», которые вдвоем несли огромную горящую свечу. По улице шли жители с такими же свечами, направляясь к часовне. Поздоровавшись, Сильвия спросила, где бы им достать свечу.
– Мы не знали об этом местном обычае…
– Не беспокойтесь, у меня есть еще.
Иона вынул из огромных карманов своей охотничьей куртки пару свечей и подал их Давиду. Свечи снизу были аккуратно обернуты розеткой бумаги, чтобы воск не капал на руки.
– Их положено зажигать от свечей других прихожан, – объяснил Эстебан.
Он наклонил свечу и подождал, пока фитиль на их свечках не займется.
– А ваша свеча от какой зажжена?
– Все свечи сегодня зажжены от огня, который мы весь год поддерживаем у статуи святого Томаса. Он у нас никогда не остается в темноте.
– А какой смысл у этого ритуала?
– Мы как бы напоминаем себе, что свечи у нас у всех свои, а огонь – общий.
– И что, огонь у статуи святого в церкви действительно никогда не гаснет? Целый год? Вы серьезно?
– Ну, если честно, – вмешался Иона, – был случай. Я один помню.
– И что?
– Да ничего. Зажгли снова и сделали вид, будто не заметили.
Они втроем расхохотались. К ним подошли выходившие из домов соседи с зажженными свечами, соединяясь в целый ручей огоньков, освещавший золотистые сосновые стволы по обеим сторонам дороги. Давид заметил, что Эстебан несет две свечи, по одной в каждой руке.
– Это для кого-нибудь, у кого не окажется своей.
Его лицо на секунду помрачнело, но так мимолетно, что Давид не был даже уверен, что ему это не померещилось от причудливого, непривычного освещения.
Теперь, оглянувшись, они увидели, что дорога превратилась в реку из света: все жители, несколько сотен человек, шли с горящими свечами. Разговаривали мало. Издалека уже доносились удары маленького колокола часовни, указывая путь. По неудобной каменистой тропе подошли к маленькой церкви. Горожанину казалось дурной шуткой называть церковью эту грубо сложенную каменную хижину. И все же приходило на ум, что хоть она была неказистой и маленькой и разваливалась от древности, но все же находилась здесь восемьсот лет под неласковым арагонским небом. В дверях стоял падре Ривас, как и все, со свечой.
– Какое благочестие, удивительно, – произнес Давид. – Неужели все местные жители так религиозны? Все, как один, верят в Бога?
Сильвия неодобрительно ткнула его локтем в бок. Вопрос граничил с оскорблением чувств собравшихся.
– Я не верю, – сказал Иона, – и многие другие.
Давид, застигнутый врасплох, удивленно уставился на него:
– А тогда…
– Вера в Бога – одно дело, а вера в святого Томаса – другое.
– То есть?
– Это совершенно разные вещи.