— Конечно, через Архангельск он дороже становится, лучше б было через Балтику, но ведь там у вас ни одного порта. Ведь так?
— Увы, — вздохнул Пётр.
— А ведь, насколько мне известно, Россия когда-то имела выход к этому морю.
— Имела. Да потеряла.
— А что, если поискать потерянное-то? А?
Пётр долго не отвечал маркизу, тот уж начал подумывать: не заснул ли царь.
— Надо сперва на Чёрное море выйти, — наконец заговорил Пётр. — За двумя-то зайцами, знаете...
— А что вам даст Чёрное море, друг мой? Что? Ключ-то от Средиземноморья у султана останется, проливы-то за ним.
— Эх, маркиз, и зачем ты мне портишь вечер?
— Но ведь я правду говорю, герр Питер.
— А что ты думаешь, я не знаю этого? Знаю. Но ведь с чего-то надо начинать. Давай не будем далеко заглядывать. А?
— Почему?
— А шоб не сглазить. Думаешь, я не знаю, что через Архангельск табак чуть не вдвое дорожает. Знаю. И ты знал, когда монополию покупал.
— Я купил её на шесть лет. Надеюсь, потом продлим её. А? Питер?
— Там посмотрим, маркиз. Надо дожить до этого.
Дожили. И Пётр не продлил монополию, хотя англичане потом чуть не вдвое повышали плату. Надо было поддержать своих купцов, наполнять свою казну, а не английскую.
31
Мир Левенгука
Возвращались в Голландию на двух яхтах. На «Транспорт Ройял» шёл Пётр со своими волонтёрами, на другой, выделенной адмиралом, везли багаж бомбардира, всё накупленное им в Англии, изготовленное волонтёрами. На этот раз почти весь путь шли в бакштаг, и Пётр искренне радовался попутному ветру, и зрительная труба, висевшая на боку, имела частое применение. Едва на горизонте являлась точка, как Пётр вскидывал трубу к левому глазу и говорил: «Купец идёт» или «Рыбак болтается».
В Амстердаме ждал его не только Лефорт, но и огорчительные новости из Москвы. Все корреспонденты его, словно сговорившись, паниковали: «Где Пётр?»
— Они что там, белены объелись? — возмущался Пётр. — Похоронили меня?
— А ты как думал, Питер, — защищал московских правителей Лефорт. — Случись, не дай Бог, что с тобой, где они будут?
— Но ведь я жив-здоров.
— Откуда им знать. Там вон и Софья уже в монастыре зашевелилась. Если воцарится, она ж их в лучшем случае в ссылку отправит, а то и на плаху пошлёт.
Пришлось Петру срочно писать ободрительные письма в Москву, в которых он, как следует посрамив правителей за «бабьи страхи», в конце всё же просил не серчать на него, так как писал «истинно от болезни сердца».
Неутешительны были новости и из Вены, Австрия всё более склонялась к миру с Турцией, и это угрожало распадом антитурецкой коалиции[70].
Приказав посольству готовиться к отъезду в Вену, Пётр отправился в Лейден, где наметил посетить анатомический театр. Там, разговорившись с доктором Бидло Николаем Робертовичем[71], Пётр узнал о существовании в Голландии ещё одного чуда, а именно микроскопов, увеличивающих предметы в двести — триста раз.
— Где я могу их увидеть?
— В Делфте, герр Питер. Там живёт изобретатель их Антони ван Левенгук[72].
— Я слышал о нём в Англии в Королевском научном обществе.
— Да. Он является членом этого общества уже почти двадцать лет.
— Как велики его микроскопы?
— Что вы, герр Питер, его микроскоп можно носить в кармане.
Явившись на яхту, Пётр приказал:
— Плывём в Делфт.
И они каналом поплыли в Делфт. Когда причалились, найдя у берега не занятое никем место, Пётр сказал Меншикову:
— Александр, сходи в город, узнай, где живёт Левенгук. Воротишься, пойдём к нему в его лабораторию.
— Как его полностью-то звать?
— Антони ван Левенгук.
— Ага, значит, Антон Иванович по-нашему.
— Выходит, Антон Иванович.
Меншиков ушёл и менее чем через час воротился, ведя с собой гладко выбритого старика с крохотными усиками и в пышном белом парике, одетого в колет[73] и буфоны[74]. На голове его была тафья[75]. Меншиков помог спутнику подняться на яхту и представил его:
— Мин херц, к вашим услугам Антон Иванович.
— Ваше величество, — шаркнув ногой о палубу, поклонился Левенгук. — Я приветствую вас и благодарю за приглашение.
— Приглашение? — переспросил Пётр по-русски, взглянув в недоумении на Меншикова. — Я же тебе сказал, мне надо увидеть его лабораторию.
— Мин херц, как оказалось, у него нет таковой.
— Как нет? Он же член Королевского научного общества.
— Но он всего лишь рядовой служащий при городской ратуше.
— Так ты, охломон, наверное, не того привёл. — Пётр обернулся к голландцу. — Простите, я имею честь видеть господина Левенгука?
— Да, ваше величество, — улыбнулся голландец, видимо догадавшийся о возникших сомнениях у русских. — Я тот самый Левенгук, член Королевского общества.
— Дело в том, дорогой Антон Иванович, что я хотел бы побывать у вас и посмотреть ваши микроскопы.
— О-о, ваше величество, мои микроскопы вот. — Левенгук вынул из кармана какую-то дощечку, покрытую лаком и имевшую с одной стороны вырезы, представлявшие как бы рукоять. С другой стороны дощечки виднелся крохотный стеклянный шарик, вправленный в сквозное отверстие в дощечке.
— Что? И это микроскоп? — удивился Пётр, ожидавший увидеть нечто похожее на зрительную трубу или даже посложнее её.