Без черемухи

   -- Это, значит, на манер барщины выходит? -- сказал еще один голос.

   -- Не на манер барщины, а на манер повинности.

   -- Не в лоб, а по лбу...-- подсказал Сенька-плотник.

   -- Граждане, надо головой работать! -- крикнул председатель.-- Раз государство об вас старается... (он взял линейку в руку и стал махать ей в такт своим словам) предоставляет вам по силе возможности, значит, должны вы понимать или нет?

   -- То-то вы много предоставили..-- послышались голоса с задних скамеек.

   -- Не много, а по силе возможности... школа у вас есть.

   -- Да в школе-то этой ничего нету...

   -- Больница у вас есть? -- продолжал председатель, не слушая возражений,-- народный дом у вас есть?

   Поднялся шум.

   -- Я вот сунулся как-то намедни в больницу, а с меня -- пять миллионов,-- кричал, надрываясь, рябой от оспы мужичок, поднимаясь с своей лавки и выставляя вверх обмотанный грязной тряпкой палец.

   -- Граждане, тише! После поговоришь. Что рассовался с своим пальцем. Не видали мы твоего пальца,-- кричал секретарь, став около стола рядом с председателем.

   -- Граждане, предлагаю выполнить наряд... в такое тяжелое время сознательные граждане...

   -- Что там? Какой еще наряд?

   -- Нарядили уж и так. Довольно. А то дальше будете наряжать, и вовсе без порток останемся,-- кричали уже со всех сторон.

   -- Слушай... Что за дьяволы, не угомонишь никак! Предлагается возить дрова...

   -- То наряд, то дрова...

   -- Это все одно и то же, черти безголовые.

   -- Нипочем не вези.

   -- Дружней взяться,-- ни черта не сделают.

   -- Им только поддайся, они потом все жилы вытянут.

   -- Да кто они-то, черти?

   -- Вы, кто же больше.

   -- А кто нас выбирал-то?.. Итак, граждане...

   -- Дружней...-- торопливо сказал кто-то вполголоса, как регент на клиросе дает знак певчим, чтобы они неожиданно грянули многолетие.

   -- Не повезем. К черту. Баб своих запрягай! -- заревели голоса.

   -- К порядку!!

   -- Еще раз...

   -- Не повезем. К дьяволу... баб своих запрягай!

   -- Ох, ловко,-- дружный народ.

   Председатель зажал уши, плюнул и отошел к окну от стола.

   -- Ты в больницу, говорят, иди,-- рассказывал кому-то рябой мужичок,-- прихожу, а с меня пять миллионов -- цоп! Да я, говорю, весь палец-то тебе за три продам.

   -- В последний раз предлагаю собранию везти...

   -- Дружней...

   -- Сами везите, мать... Насажали на шею.

   -- В таком случае объявляется, что каждый отказавшийся должен будет свезти вдвое.-- Председатель закрыл книгу и пошел к выходу.

   Все зашевелились, поднялись, надевая шапки и застегиваясь.

   -- Что-то у вас кричали-то дюже? -- спросил проходивший мимо сапожник с хутора, когда мужики вышли из школы.

   -- Хотели веревочку было нам на шею накинуть...

   -- О_н_и, что ли?

   -- А то кто же...

   -- Ну?

   -- Ну и ну, видишь, вылетел как ошпаренный.

   -- Тут, брат, так подхватили...-- сказал рябой мужичок,-- что надо лучше, да некуда.

   -- Значит, дружный народ.

   -- Страсть... аж сами удивились. Это ежели бы спервоначалу схватились, так ни разверстки, ни налогов никаких нипочем бы не платили. Мол, мы знаем свое, а вы там, как хотите.

   -- А больниц ваших нам, мол, тоже не нужно. Премного вами благодарны,-- подсказал рябой мужичок, затягивая зубами узел на пальце.

   -- И что же, значит, ничего теперь против вас не могут? -- спросил сапожник.

   -- Да ведь вот, видишь, чудак-человек.

   -- А ничего за это не будет?..

   Тот, у кого спрашивал сапожник, полез в карман за кисетом и ничего не ответил. Все затихли и смотрели на него с таким выражением, как будто от него зависело все.

   -- ...Говорит, что вдвое свезти придется,-- ответил, наконец, спрошенный.

   -- Ах, черт,-- значит, гнут все-таки?

   -- Три года еще гнуть будут,-- сказал чей-то голос.

   -- Кто сказывал?

   -- На нижней слободе считали.

   -- Меньше и не отделаешься.

   -- Да...

   -- А по скольку возов-то отвозить?..-- спросил шорник.

   -- По шести.

   -- А ежели не повезешь,-- значит, по двенадцати?

   -- По двенадцати.

   -- Премия...-- сказал Сенька.-- А ежели опять не повезешь,-- двадцать четыре. Так чередом и пойдет.

   -- А наши дураки все повезли,-- сказал сапожник.

   -- Народ недружный.

   -- Ежели бы мы спервоначалу на больницы не польстились,-- сказал рябой мужичок,-- мы б теперь -- ни налогу, ничего...

   Наутро шорник встал раньше обыкновенного. И прежде всего выглянул из сенец сначала в одну сторону улицы, а потом -- в другую. Но через избу он увидел еще чью-то голову, которая также выглядывала из сенец.

   Шорник спрятался.

   -- Черт ее знает, шесть да шесть -- двенадцать, двенадцать да двенадцать -- двадцать четыре... мать пресвятая богородица, подохнешь...

   -- Свези полегонечку, чтоб никто не видел,-- сказала жена.

   -- Там ктой-то смотрит.

   Жена вышла и увидела две головы, которые спрятались в тот момент, как только она стукнула дверью.

   -- Что, как уж там запрягают,-- сказал шорник,-- нешто на этих окаянных можно положиться.

   -- А как вчерась порешили-то?

   -- Порешили, что б ни боже мой, нипочем не везти.

   -- Ну, ты запряги на всякий случай, а там видно будет,-- сказала жена,-- распрячь всегда можно.

   -- Запрячь можно. От этого худа не будет. Надо только через сенцы пройтить, а то со двора увидят.

   И он пошел на двор. Но сейчас же остановился, прислушиваясь.