Без черемухи

   -- Вот что! -- крикнул кузнец.-- Клади всем по восьми пудов, а что останется, отдать беднейшим. И нам не обидно, и они в накладе не останутся.

   -- Правильно!

   -- Теперь можете быть спокойны,-- сказал Сенька беднейшим,-- коров не дали, зато сена вволю получите, давай только подводы.

   -- ...Чтобы отвечать, так уж всем...-- сказал сзади неизвестно чей голос.

   Это слово было услышано в первый раз за все время.

   -- Кто это народ мутит!..-- крикнул сердито прасол, оглядывая задние ряды.

   Все тоже оглядывались, и никто не знал, кем это сказано.

   -- Ну, вали за подводами.

   Все бросились по дворам, остались одни беднейшие, которые не имели подвод, у них были только доставшиеся от дележа оси, оглобли, которые они с досады в первый же день пожгли.

   Через полчаса весь двор заставился санями. Кузнец был возбужден больше всех. Он бегал и кричал, как на пожаре. Лавочник и прасол прикатили на двух санях. Огородник был тоже возбужден: он то подбегал к своим саням, у которых стоял его малый в больших сапогах с кнутом, то убегал к сеновалу, как бы проверяя, хватит ли сена.

   Прежде всего все захватили по большой охапке подстелить в сани и дать лошади, не в счет.

   -- Эй, больше двух охапок не брать! -- крикнул председатель, стоя с вилами у сеновала, так как видел, что иные вместо саней запихивали куда-то за сарай.

   -- Мы и две хороши накрутим,-- сказал кузнец, натягивая веревку на огромной вязанке и наседая на нее коленом.

   И, правда, накрутил такую, что когда пошел с ней к саням, то самого было не видно, а только двигалась какая-то копна на двух палочках.

   Бабы, приехавшие без своих мужиков, выбивались из сил, чтобы побольше захватить в две охапки. Столяриха связала свои вязанки, вцепилась в них, но поднять не смогла. Заплакала с досады и, оглядываясь на сеновал, где со всех сторон мужики, как муравьи, тащили сено, причитала:

   -- Господи, батюшка, силы нету.

   -- Прямо кишки все себе повыпустят, -- говорили мужики, глядя, как мучаются бабы.

   -- Эй, по восьми пудов, больше не брать! -- кричал председатель.

   -- Чего стоишь, зеваешь! -- закричал, подбегая к сыну, весь потный огородник, нырявший уже несколько раз за сарай и весь обсыпанный мелким сухим сеном. -- Накладывай.

   -- Успеется, не уйдет, -- сказал малый.

   -- У дурака успеется, а умный за это время два воза свезет. -- И сам, схватив лошадь за вожжу, оглядываясь на нее и попадая в снег, бегом повел ее к сеновалу.

   -- Гони скорей, -- торопливо говорил он сыну, когда тот ехал уже на возу в ворота.-- Сам дома оставайся, скажи, чтобы заместо тебя Митька ехал, да чтоб твою шапку не надевал, чертенок, а то ходите в одной, за десять верст видать, что из одного двора.

   Около сеновала шла горячая работа. На самом сеновале работали человек десять дюжих мужиков, сваливая оттуда в несколько вил валом сено на возы, как будто спасая его от пожара. Не попавшее на воз и свалившееся на землю сено мгновенно исчезало куда-то, точно проваливалось сквозь землю.

   -- Да ты что же это накручиваешь-то! -- кричал председатель на кузнеца, который наваливал столько сена, что сани у него трещали, и сам он сидел, как на каланче. -- Сколько это у тебя выйдет?

   -- Восемь пудов...-- хрипло и не оглядываясь, весь в поту и в мелком сене, отвечал кузнец, подхватывая новую охапку и уминая ее ногами.

   А в ворота скакали уже те, кто успел один раз свезти.

   -- Глянь! Эти-то, окаянные, опять прискакали...

   -- Вы зачем сюда опять заявились?

   -- Да мы посмотреть...

   -- Братцы, старайтесь, чтоб по совести! -- кричал своим тоненьким голоском Степан.

   -- В лучшем виде будет, -- отвечал кузнец, наступая ногой на конец веревки и укручивая воз.

   Навившие воза гнали домой лошадей так, что в воротах на раскате, стукнувшись о столб, только гокали и терли потом себе под ложечкой.

   Кончили сено, на двор прибежали беднейшие -- Степанида, Захар Алексеич, которые бегали по деревне и просили подводу, так как той же Степаниде при разделе инвентаря достался тележный передок с двумя старыми колесами.

   Захар Алексеич, поспешивший, должно быть, первый раз в своей жизни, прибежал в своей большой овчинной шапке на двор с таким видом, с каким прибегает хозяин на пожар своего дома, когда уже все сгорело, он и ахал, и хлопал по полам полушубка руками, и оглядывался -- то на сеновал, то на выезжавшие со двора воза.

   -- Иван Никитич, сделай милость, дай сани...

   -- Нет у меня саней... -- торопливо сказал Иван Никитич и сейчас же заторопился куда-то.

   И к какой кучке беднейших ни подходили, кучка редела, и через минуту они оставались одни и с озлоблением взглядывали друг на друга, так как каждую минуту встречались нос к носу.

   -- Да чего вы беспокоитесь-то? Раз сказано -- по восьми пудов... Ай уж в самом деле?

   -- По восьми-то по восьми, а ты захватывай скорей!-- сказал какой-то мужичок, только что навивший свой второй возок и торопливо проводивший мимо лошадь.

   -- Кончили, что ли? -- крикнул председатель.

   -- Кончили.

   -- В рабочую пору так не работал, -- сказал кузнец, сдвинув со лба назад шапку и утирая фартуком пыль и пот с лица. -- Восемь пудов, а взопрел так, что полушубок мокрый.