Агония пронзила его мозг, как раскаленная докрасна кочерга. Его глаза казались раскаленными углями. Образы мелькали все быстрее и быстрее, возникая поверх обычного видения, даже когда его глаза были широко раскрыты и выпирали из глазниц. Языки галлюцинаторного пламени возникли на периферии его зрения, заслоняя обзор. Вглядываясь сквозь пламя, он заметил женщину-полицейского в форме, которая вела наблюдение за вокзалом.
Ронни ускорил шаг, прорубаясь сквозь толпу, чтобы добраться до полицейского до того, как –
Женщина выглядела скучающей, но ненадолго. Ронни рванулся вперед к ней, отчаянно спеша. Он замахал руками, чтобы привлечь её внимание. Его руки уже выглядели сухими и потрескавшимися, как щепки.
– Пожалуйста! Я должен вам кое-что сказать!
Во рту у него так пересохло, что он едва мог произнести эти слова. Горячее дыхание обжигало его легкие, сжигая горло. Палящий жар в мозгу мешал думать. От кожи поднимался пар. Он заполнял его рот и ноздри.
– Эй, парень! Ты в порядке? – спросила женщина-полицейский. Настороженность боролась с беспокойством на лице.
Разрыв между настоящим и будущим сокращался с ужасающей скоростью, догоняя то, что он не мог перестать видеть. Он понимал, что ему не справится с этим. Будущее настигло его.
– Они сделали это со мной, они...
Он закричал в агонии, когда его мозг загорелся. Его глазные яблоки растаяли, и он дико бился в центре здания вокзала, разрываясь на части в огне на глазах у полицейского и пассажиров. Треск оборвал его крики, когда его волосы, кожа и одежда вспыхнули.
Останки Ронни ярко вспыхнули, когда он рухнул на обшарпанный плиточный пол центрального терминала Готэма. Дым поднимался к танцующей богине на потолке, словно жертвоприношение. Лицо женщины-полицейского исказилось ужасом, когда она попятилась от горящего тела. Туристы и жители Готэма одинаково кричали и бежали в панике от ужасной сцены.
Именно так, как Ронни и предвидел.
Глава 23
– Как всегда ты рядом со мной, – прошептала Лидия наедине сама с собой, когда она снова и снова перечитывала последнее письмо Перси.
Приближалось лето. Прошли недели с тех пор, как он исповедался в слезах, и она почти не видела его. Он был заперт от внешнего мира в своей лаборатории, в поисках решения своих проблем. Ей оставалось утешаться лишь перепиской, пока она ждала того дня, когда они могли бы снова быть вместе.
– Я ужасно по тебе скучаю.
Её плюшевый мишка, Перси Младший, составлял ей компанию, пока она лежала на диване в своей скромной квартире в Нижнем Готэме, всего в нескольких минутах езды на метро от художественных студий и галерей, которые располагались в нескольких кварталах к северу. В этот необычайно теплый день в открытое окно дул ветерок, колышущий занавески. Цокот копыт вперемешку с гудками клаксонов и грохотом автомобилей поднимался с улицы внизу. Газовые фонари боролись с темнотой ночи. Ослепительный свет международной выставки казался очень далеким.
Вздохнув, она в последний раз перечитала письмо, прежде чем аккуратно сложить его и положить обратно в конверт для сохранности. Помня о предупреждениях Перси, она добавила его к растущей сокровищнице переписки, спрятанной там, куда никто никогда не заглянет – в пухлом животе плюшевого медведя.
Его рыжевато-коричневая шерстяная шуба скрывала узкий разрез, который был сделан в спине игрушки. Не желая рисковать, она усердно зашивала разрез, проделывая это каждый вечер, прежде чем вернуть Перси Младшего на привычное место на покрывале.
– Береги мои секреты, храбрый медведь, – сказала она ему. – Я полагаюсь на тебя.
Зевая, она решила лечь спать. Она переоделась в свою ночную сорочку и стала выключать лампы, одну за другой, и в это время расшатанная половица, на которую она часто жаловалась домовладельцу, заскрипела у нее за спиной.