Он увидел у входа в центр какую-то непонятную полупрозрачную черноватую субстанцию. Она была примерно двух дюймов толщиной и выглядела как какое-то геологическое образование. Но ведь это не может быть… или все-таки может? Если бы эта штука была реальной (ну, насколько вообще все реально в мире краткосрочников), то она заблокировала бы двери, не давая их открыть, но двери нормально открывались. Ральф видел, как телевизионщики шли, погрузившись по лодыжки в эту субстанцию; шли без всяких затруднений, как будто это был всего лишь низко стелющийся туман.
Ральф вспомнил астральные следы – те самые, которые были похожи на схемы танцевальных па из учебника Артура Миллера, – и ему показалось, что он все понял. Дорожки следов, поначалу такие яркие, постепенно растворялись, как табачный дым… ну, если забыть о том, что на самом деле табачный дым не растворяется, а оседает на стенах, на окнах и в легких. Наверное, ауры тоже оставляют осадок. Может быть, мало следов одного-двух людей, чтобы этот осадок заметить, но Общественный центр – самое вместительное помещение в четвертом по величине городе штата Мэн. Ральф подумал обо всех людях, которые прошли через эти двери со дня открытия центра – банкеты, конференции, концерты, баскетбольные матчи, – и понял, что собой представляет этот полупрозрачный шлак. Это как те углубления, которые появляются на старых, истертых лестницах.
Сейчас это не важно, милый, думай лучше о деле.
Тем временем Конни Чанг нацарапала свое имя на оборотной стороне сентябрьского счета за свет, который протянула ей Луиза. Ральф смотрел на полупрозрачный осадок на асфальтовом пятачке у дверей, выискивая след Атропоса – скорее запах, чем видимый след, отвратительный мясной дух, наподобие того, что стоял в лавке мясника, мистера Хьюстона, когда Ральф был маленьким.
– Спасибо, – проворковала Луиза. – Я сказала Нортону: «Она выглядит точно так же, как по телевизору, как маленькая китайская куколка». Вот точно так и сказала.
– Не за что, – ответила Конни, – но мне действительно нужно работать.
– Конечно-конечно. Передайте привет от меня Дэну Ратеру. Передайте ему, что я сказала: «Мужайся!»
– Обязательно передам. – Конни улыбнулась и вернула ручку Розенбергу. – А теперь, если вы нас извините…
Если здесь что-то и есть, то оно выше, чем я сейчас, подумал Ральф. Надо подняться немного повыше.
Да, но надо быть осторожным, и не только потому, что время на верхних уровнях идет быстрее, а время сейчас – на вес золота. Просто если мы поднимемся слишком высоко, мы исчезаем из мира краткосрочников, а это такое событие, которое может отвлечь всех этих телевизионщиков даже от сегодняшнего выступления… по крайней мере на первое время.
Ральф сосредоточился, и на этот раз вместо вспышки был безболезненный спазм, как бы рывок в голове. Цвета бесшумно ворвались в мир, все осветилось ярким сиянием. Но самым ярким, угнетающим лейтмотивом был черный цвет савана смерти, и он гасил все остальные краски. Ральфа вновь охватила тоска и чувство необоримой слабости, сжав его сердце невидимыми клещами. Он понял, что нужно как можно быстрее все сделать и вернуться на уровень краткосрочников, иначе из него выпьют всю жизненную силу.
Он посмотрел на двери. В первый момент он не увидел вообще ничего, кроме блекнущих аур краткосрочников… а потом ему вдруг стало ясно… понимание проявилось, как проявляются буквы, написанные лимонным соком, если подержать письмо-невидимку над огнем.
Он ожидал чего-то противного, чего-то, что пахнет, как гниющие потроха в мусорных баках за лавкой мистера Хьюстона, но на самом деле все было гораздо хуже – наверное, потому, что неожиданно. Комки кровавой слизи налипли на дверь – может быть, отпечатки неугомонных пальцев Атропоса, – а на асфальтовом пятачке у входа натекла большая лужа той же мутно-красной субстанции. В этой слизи было что-то насколько ужасное – настолько чужое, – что по сравнению с ней трилобитовые жуки казались почти нормальными. Это было похоже на лужу блевотины, оставленную собакой, страдающей от какого-то неизученного вида бешенства. Следы этой субстанции тянулись от лужи сначала подсыхающими кляксами, а потом – мелкими каплями, как от разлитой краски.
Он представил, как Атропос стоит прямо здесь, на этом самом месте. Стоит, смотрит… и ухмыляется… а потом подходит и кладет руки на дверь. Гладит их. Оставляет грязные слизистые следы. Пьет энергию из этой самой черноты, которая забирает силу у Ральфа.