Бессердечный

— Погода располагает, — пояснил Альберт, сходил в бар варьете за глинтвейном и вернулся за стол. — Выглядишь невыспавшимся, Лео, — отметил он.

— Не выспался, — рассмеялся я нервным смешком.

— Проблемы?

Я просто провел пальцем над головой.

— Могу чем-то помочь? — спросил приятель.

— Сам справлюсь.

— Уверен?

— Понимаешь, Альберт, — вздохнул я, отпив кофе, — я будто в колею попал. Теперь не свернуть. Либо добегу до финиша, либо сдохну. Третьего не дано.

— Все так серьезно?

— Не знаю, — рассмеялся я. — Просто не знаю. Я уже ни в чем не уверен. Мой талант пошел вразнос, и кажется, что все вокруг создано моим воображением. А как только отворачиваюсь, реальность рассыпается серой трухой.

Поэт надолго приник к бокалу с горячим вином, потом произнес, глядя на канал:

— Всех нас, Лео, время от времени посещают подобные мысли.

— Вот только я могу провернуть это, а остальные нет.

— Не думаю, что у тебя настолько извращенное воображение, — с улыбкой покачал головой Альберт Брандт. — Лео, проклятье! Почитай газеты, разве такое могло прийти тебе в голову? Взрывы, забастовки, войны! Мир летит в тартарары, мировой порядок рушится, империя трещит по швам! А чудеса науки? Каждый день происходит что-то новое, каждый день!

— Я и не претендую на роль творца, — пожал я плечами. — Просто хандрю.

Альберт пристально уставился на меня, потом одним длинным глотком допил глинтвейн и предложил:

— Хочешь, проведу на прием у барона Дюрера?

— Хочу, но не стоит, — отказался я.

— По какой причине, позволь поинтересоваться? — прищурился Альберт, оглаживая свою песочного цвета бородку. Его светлые глаза окончательно выцвели, словно мой сиятельный друг намеревался пустить в ход свой дар убеждения.

Я головой покачал.

— Во-первых, с моей стороны было бы не очень красиво стеснять тебя, — объявил поэту. — Ты ведь собирался взять на прием даму сердца, так?

— Инкогнито, — подтвердил Альберт. — Но это не важно. Настоящая дружба, Леопольд…

— Во-вторых, не хочу. Не хочу видеть Елизавету-Марию с ее женихом.

— Ты мог бы попытаться…

— Нет! — отрезал я. — Не мог. И, в-третьих, ты забываешь о колее. Мои слова о ней вовсе не преувеличение. Дела не терпят отлагательств. Сегодня я буду занят.

— Не освободишься до четырех?

— Нет.

— Досадно. Приемы у Дюреров — это нечто незабываемое.

— Алюминиевый король многое может себе позволить, — пожал я плечами. — Не знаешь, он не родственник тому самому Дюреру?

— Понятия не имею, — легкомысленно отмахнулся Альберт.

— Будешь читать поэму о Прокрусте? — спросил тогда я.

Альберт задумался.

— Нет, — решил он. — Сначала доведу ее до ума.

Я кивнул, в задумчивости осмотрелся по сторонам, потом глянул на часы.

Рамон задерживался, и это мне совсем не нравилось.

Только забеспокоился, и сразу из-за угла под треск порохового двигателя вывернул броневик. Неповоротливая самоходная коляска неспешно проползла по набережной и свернула на соседнюю улицу; тогда стал собираться и я.

— До завтра! — протянул на прощанье руку Альберту.

Поэт придержал меня и предупредил:

— Если понадобится помощь…

— Я знаю, к кому обратиться, — рассмеялся я и зашагал вслед за броневиком, опираясь на трость уже не столько из-за отбитой ноги, сколько в силу привычки. Нога сегодня почти не беспокоила.

Когда я забрался на пассажирское место в кабину к сидевшему за рулем Рамону, тот укоризненно заметил:

— Ты не торопился!

— Ты тоже, — постучал я пальцем по циферблату хронометра.

— Пока освободился, пока грязь с бортов смыл, — пожал плечами Рамон. — Засыпал тротил, залил в радиатор воду. Еще домой переодеться заехать пришлось.

Одежду — плащ со споротыми нашивками и фуражку без кокарды — бывший констебль подобрал с умыслом: далеко не всякий обыватель поймет, что перед ним отставник, если придется вдруг остановиться на оживленной улице и покинуть кабину.

— Надеюсь, броневик во двор дома не загонял?

— За кого ты меня принимаешь? — возмутился крепыш, выворачивая с узенькой улицы на бульвар. — Оставлял за два квартала.

— Надо будет от него избавиться, — решил я. — Иначе нас могут связать с налетом на имение дяди. Там остались следы.

Рамон нервно поежился и предложил:

— Так, может, в реку его?

— Если только вечером, — вздохнул я и попросил: — Поверни голову.

Рамон удивился, но распоряжение выполнил.

— Знатный синяк, — усмехнулся я.

— Уже проходит, — насупился крепыш и буркнул: — Говори, куда ехать.

Я назвал адрес, напарник рассмеялся:

— Да! Туда без броневика никак!

— Не думаю, что будут проблемы.

— Лео! — охнул крепыш. — Ты на четверть русский, и то ходячая проблема, а там таких без счету!

— Поехали уже.

Первым делом я решил навестить Сергея Кравца, татуировщика из квартала, заселенного преимущественно русскими и поляками. Старик знал толк в наколках как никто другой, другой вопрос — станет ли он откровенничать с нами. Насчет этого у меня были большие сомнения. Но попытаться стоило.