Бессердечный

— Два тела — это не так много, — заглянула на шум Елизавета-Мария.

Прошмыгнувший вслед за ней в комнату лепрекон не удержался от смеха и даже вытер грязным платком выступившие на глазах слезы.

— Вижу, вы нашли общий язык? — хмыкнул я.

Коротышка осторожно прикоснулся к распухшему носу и буркнул:

— Драть…

— Хватал меня за ноги из-под кровати, — ответила на невысказанный мною вопрос девушка.

— Тоже мне фифа! — фыркнул лепрекон, ловко заскочил на подоконник и уставился в окно. Судя по всему, скрываться от остальных мой вымышленный друг детства больше не намеревался.

Проклятье, ну и компания подобралась!

Елизавета-Мария смерила коротышку гневным взглядом, но цепляться к словам не стала и спросила:

— Будешь завтракать, Лео?

— Попью чай, — решил я и напомнил: — Что с кожей?

— Сомневаешься, умею ли я снимать кожу с людей? — расплылась девушка в милой улыбке, под которой скрывалось нечто на редкость неприятное. — Не сомневайся, Лео. Умею.

Я прошел на кухню, а там на столе сохли длинные лоскуты черной человеческой кожи; со свежеванием добычи у суккуба и в самом деле не возникло никаких сложностей. Аппетит как рукой сняло.

— Выбирай, дорогой, — разрешила Елизавета-Мария. — Тебе лучший кусок.

— Очень смешно, — нахмурился я, нервно отпил чаю и попросил завернуть в тряпку первый попавшийся лоскут.

Девушка выполнила мою просьбу, затем отобрала из оставшихся полосок две самые длинные и принялась сплетать их между собой со столь невозмутимым видом, словно занималась обыкновенным макраме.

— Что ты делаешь? — опешил я.

— Сабля твоего деда хороша, — недобро улыбнулась девушка, — но я бы не отказалась и от более надежного оружия. Некоторых проще удавить, чем разрубить на куски.

— У этой кожи есть какие-то особые свойства?

— О да! Мой тебе совет — когда твой кусок мавра будет уже не нужен, не поленись его спалить.

Я кивнул, взял из вазы пару медовых пряников и поспешно вышел за дверь.

Созданный в голове образ миловидной девушки оказался столь убедительным, что наблюдать, как изящные ручки этого юного создания заплетают в жгуты полосы человеческой кожи, оказалось превыше моих сил.

Покачав головой, я поднялся в спальню, но спокойно попить чай не получилось. Елизавета-Мария проследовала за мной с тряпкой в одной руке и заготовкой удавки в другой.

— Пить в одиночестве — это моветон, — заметила она, оглядев устроенный лепреконом беспорядок. — Мог бы позвать меня.

— Не думаю, что это хорошая идея, — ответил я, повязывая шейный платок.

— Выпить вместе со мной?

— Разнимать тебя и лепрекона.

Девушка улыбнулась и спросила:

— Ты совсем не контролируешь его?

Я ничего не ответил. Просто убрал «Рот-Штейр» в кобуру на поясе, сунул в карман «Цербер» и отправился на выход.

Елизавета-Мария вручила мне тряпичный сверток и посоветовала:

— Ты бы побрился.

— Непременно, — отозвался я и потер пальцами щетину на подбородке, но времени на приведение себя в порядок тратить не стал.

Спустился на первый этаж, вышел на крыльцо, посмотрел на небо. Вверху стремительно неслись клочья облаков, в самом скором времени они грозили полностью затянуть небосвод, но пока дождя не было, только раскачивали макушки деревьев резкие порывы пронзительного ветра.

Было свежо; слишком свежо для этого времени года. Приближающееся ненастье ощущалось уже без всяких штормовых предупреждений, но когда разразится буря — сегодня к вечеру, завтра или в конце недели — было совершенно непонятно. И потому никак не получалось определиться, в какой именно одежде отправиться в город.

Решив не ввергать себя в новые траты, я вернулся в дом и переоделся в старый костюм, на ноги натянул сапоги, сверху накинул брезентовую куртку. И лишь в части головного убора остался верен самому себе и взял с полки котелок.

Елизавета-Мария придирчиво оглядела меня со всех сторон, но никак комментировать внешний вид не стала, лишь спросила:

— Тебя ждать к обеду, дорогой?

— Нет, вернусь к ужину, — ответил я и вышел за дверь, не без труда удержавшись от слова «надеюсь».

Меньше всего мне хотелось обременять себя излишней опекой суккуба. Последние дни инфернальное создание вело себя насквозь неправильно, и понемногу даже начало закрадываться подозрение, что на выходца из преисподней воздействует созданный мной образ недалекой рыжеволосой красотки, но обольщаться не стоило — лишь заключенное нами соглашение мешало таящейся внутри Елизаветы-Марии твари растерзать меня на куски.

Первым делом отправился навестить Рамона Миро.

Настороженно посматривая по сторонам, спустился с Кальварии, на Дюрер-плац поймал извозчика и велел ехать на угольные склады.

Смена Рамона к этому времени закончиться еще не успела, и он обнаружился в сторожке. Крепыш откинулся на спинку стула и держал у лица сверток со льдом, но при моем появлении кинул его на стол и досадливо поморщился. Или же поморщился от боли?

Я оценил немалых размеров синяк под глазом приятеля и его припухший нос, прислонился к дверному косяку и покачал головой:

— Бурная ночка?

Крепыш промолчал.

— Кто это тебя так? — переформулировал я свой вопрос.

— Не важно.