Бессердечная

– Какой в этом смысл? «Канарейка в клетке не ест из рук гадюки»? У гадюк нет рук. А канарейка – станет ли она прятаться в клетку от кого-то, кто кажется опасным? Может, и станет. Но ведь этот кто-то может оказаться вовсе не опасным. Что если гадюка просто хотела поделиться зернышками! Вы подумали об этом, когда сочиняли эту свою смехотворную мораль?

Маргарет попятилась.

– Но… Но вы, кажется, не совсем поняли…

– Все я прекрасно поняла. Эти ваши с позволения сказать морали – просто уловка, чтобы казаться лучше других. Чтобы обращаться с нами так, будто мы не столь умны и добродетельны, как вы. А на самом деле вы лишь пытаетесь скрыть свою неуверенность! Это неумно, недостойно, и я больше не намерена этого терпеть.

Щеки Маргарет стали такого же ярко-розового цвета, как ее маска-пятачок.

– Что вы… это несправедливо! Я никогда… – запыхтела она. – Как вы можете, леди Пинкертон! Я надеялась, что вы больше, чем кто-либо другой, порадуетесь за меня, но теперь вижу, что для этого в вас слишком много недостойной зависти. Полагаю, вы не станете спорить с тем, что я всегда была выше вас во всех отношениях и придерживалась куда более высоких моральных устоев, но тем не менее делала все возможное, чтобы сохранять к вам расположение и пыталась поднять до своего уровня, чтобы вы увидели, наконец, свои заблуждения.

– Умоляю, оставьте меня.

Глазки Маргарет обратились на кого за спиной у Кэт.

– Ах! Добрый вечер, милорд!

– Добрый вечер, миледи.

Обернувшись, Кэтрин увидела, что к ним подошел Герцог Свинорыл. Его маленькие ушки радостно трепетали. На нем был точно такой же пятачок, как на Маргарет – правда, облик герцога от этого почти не изменился.

Она брезгливо поморщилась.

– Как поживаете, леди Пинкертон? – спросил Герцог.

– Очевидно, не так хорошо, как некоторые.

– Леди Пинкертон сегодня не в настроении, – процедила Маргарет.

– Очень жаль это слышать. Я хотел бы перемолвиться с вами словечком, – Герцог откашлялся, и его голос зазвучал мягче, – но лишь после того, как леди Дроздобород ответит, не сталось ли у нее еще незанятых танцев в бальной книжечке?

– Что-то мне подсказывает, что вы можете выбрать любой, – буркнула Кэтрин, но ее мелкий выпад остался незамеченным, так как Герцог и Маргарет конфузились и любезничали, и наконец Маргарет пробормотала что-то насчет того, что ей нужно попудрить носик, и унеслась прочь.

Пышные складки ее платья заколыхались, когда она с разбегу ворвалась в водоворот платьев, фраков и мундиров. Герцог глядел ей вслед осовелыми, как у фламинго, глазами.

– Наконец-то мы от нее избавились, – прошипела Кэтрин ей вслед.

– Простите, леди Пинкертон? – склонился к ней Герцог.

Она презрительно усмехнулась.

– Стыдитесь, Ваша Светлость! Нехорошо подслушивать, когда девушка говорит сама с собой.

– О, простите великодушно, – Герцог потер обвислую щеку. – Прошу вас, додумывайте свои мысли.

Кэтрин скрестила руки на груди. Маргарет эгоистична и надоедлива, и Герцог, при всех своих недостатках, не заслужил такой кары. Но какое ей до этого дело?

Видимо, никакого, но все это вызывало у нее негодование. Маргарет, подумать только! Противная, несносная Маргарет обзавелась поклонником, который ее обожает. Им не придется прятаться, стыдиться, все будут радостно их поздравлять и желать много-много деток с поросячьими пятачками.

– Мне уже можно говорить?

Кэт словно поперхнулась своими мыслями.

– Конечно, говорите.

– Мне жаль видеть вас такой печальной, леди Пинкертон, – сказал Герцог. – Я хотел поблагодарить вас. Не знаю, как вам удалось изменить отношение ко мне леди Дроздобород в лучшую сторону, но… словом, услуга за услугу. Насколько я помню, уговор был таким. – Он усмехнулся в клыки. – Лавка освободилась, если вы еще этого не знаете. Хотя, полагаю, вас она больше не интересует, учитывая… ситуацию с Королем…

Его глазки блеснули, и Кэт на миг показалось, что Герцог вот-вот ей подмигнет, но ее опасения оказались напрасными.

– Однако если вы все же захотите снять этот дом, буду рад вам услужить.

Кэт так заскрипела зубами так, что у нее свело челюсти.

Лавка может принадлежать ей.

Теперь, когда, если она решит отказать Королю, ей не видать ни благословения родителей, ни шиллинга из приданого и ни капли уважения тех, кто сейчас равен ей по положению.

Теперь, когда их дружба с Мэри-Энн разбилась вдребезги.

– Это все?

Герцог нахмурился.

– Э-э-э… да, наверное. Вы не рады?

Кэт шумно выдохнула.

– Боюсь, что совсем не рада, хотя вы здесь совершенно ни при чем. – Кэтрин заставила себя опустить напрягшиеся плечи и разгладила ладонями юбку. – Я благодарна вам, ваша светлость, но вы можете больше не придерживать для меня лавку. Там никогда не было кондитерской и, скорее всего, никогда не будет. Прошу, забудьте о нашем разговоре и… пригласите свою даму танцевать. Она и так уже пропустила слишком много вальсов.

Кэт поспешила прочь, не желая и дальше страдать при виде его счастья, но чья-то рука так больно сдавила ей запястье, что Кэтрин чуть не вскрикнула. Она хотела вырваться, но уперлась в чью-то гранитную грудь. В ушах заскрежетал грубый голос: «Что вы с ней сделали?»