– Да ничего.
– Когда тебе нужно вернуться на конференцию?
– Только завтра. Весь этот день я пропущу, проведу с тобой.
Он почувствовал, как расслабляются плечи. Такси остановилось перед группой старых зданий с замысловатыми крышами.
– Это Летний дворец, – сказала мать. Повела его через мост и по длинной тропинке, под потолком из изощренной мозаики синих и зеленых цветов.
Вдруг стало тихо, и Дэниэла заворожили краски. Они выбрались на площадь, где собирались тургруппы, говорил в мегафон на кантонском гид, и вошли в коридор потише, миновали еще один павильон, пока не оказались у обширного озера. Дэниэл остановился, ошеломленный таким количеством воды.
Они сели на скамейке, рядом друг с другом.
– Это мое самое любимое место в Пекине, – сказала мать. – Здесь проводила лето императрица во времена династии Цин.
Он увидел изогнутый мостик, лодочки с желтыми крышами. По телу пробежала усталость. Он выбился из сил. Четыре дня назад он был в Риджборо.
– Это искусственное озеро. Как и в Уэст-Лейк-парке в Фучжоу. Я хожу в него, когда смыкаются стены. Ты туда заходил, когда был рядом?
Что она имела в виду под «стенами»?
– Мы с Леоном только прошлись по району.
– А Леон, он хорошо поживает?
Ее пальцы сплетались друг с другом, как голуби, дерущиеся за выброшенную булочку от хот-дога. Дэниэл, когда нервничал, делал так же – хлопотал руками. Ему хотелось расцепить ее пальцы и успокоить ее.
– Хорошо. Я познакомился с его женой и дочкой. У них славная квартира.
– Ён написал, что приходили мой сын и его отец, и сперва я не могла понять, о ком он говорит. Я думала, о Хайфэне. Твоем настоящем отце.
– Хайфэн? – Она никогда не называла это имя.
– Я не разговаривала с ним много лет. Даже еще до того, как ты родился. Слышала, он теперь в Сямыне.
– Ён вроде бы хороший человек.
Выражение лица его матери просветлело.
– Так и есть. Когда я сказала, что хочу больше путешествовать по работе, ему это сперва не понравилось. Он сказал, что будет по мне скучать. Но в конце концов он меня понял.
– В смысле?
– Я не люблю подолгу оставаться дома. В одних и тех же стенах. Мне становится нехорошо. Начинаются кошмары.
– И он знал обо мне. Еще до того, как я с ним встретился.
– Да, знал.
Дэниэл улыбнулся. Его веки открылись и закрылись.
– Где работают твои родители? – спросила мать. – Которые тебя усыновили?
– Они преподаватели. В университете.
– Наверное, умные.
Он не знал, когда еще увидит Питера и Кэй. Он страшился перспективы нового разговора с ними, но не меньше боялся и того, что они не захотят разговаривать. Эта женщина рядом – его мать, незнакомка – была его единственной истинной семьей.
– Они хотят, чтобы я был как они, ходил в колледж и учил то же, что и они. – Он боролся с импульсом их защищать. – Но я не уверен, что сам этого хочу.
Они смотрели на плывущие лодки. Дэниэла тянуло в сон. Он гадал, когда они поговорят – поговорят по-настоящему. Мать взяла его руку, сжала так сильно, что он чуть не отдернул. Но перетерпел и накрыл ее ладонь своей. Вспомнил, что чувствовал себя как в ловушке, когда Кэй целовала его в щеку и говорила, что любит, – будто от него ожидали какого-то правильного ответа. Сейчас он не чувствовал того же.
Она ослабила хватку. Он не знал, когда была династия Цин, – знал только то, что давно, – и представил, как императрицу катают на длинной скользящей лодке по воде, среди павильонов и храмов, полных людей. Сейчас залы стояли пустые, и единственное, что он слышал, – крики экскурсоводов. Это было печальное место, дворец призраков.
– Хочешь есть? – Мать отпустила его ладонь и похлопала по ней. Правда ли они так похожи, как сказал Ён? – Я хочу тебя угостить.
Он не так уж и проголодался – наелся за завтраком на поезде. Но он позволил сводить себя в кафе в районе, где витрины были из стекла и хрома, а люди ходили с сумками с брендами магазинов и кожаными сумочками. У кафе было французское название.
– Присаживайся, – сказала мать. – Я зайду и закажу.
Дэниэл нашел в патио столик и смотрел, как она идет внутрь, как слегка покачнулась на каблуках. Она потерла виски и закрыла глаза, потом открыла, – ее лицо разгладилось в выражении беспечного удовольствия.
Здесь было как в «Старбаксе» в Сохо. Он откинулся на кресле и уже задремывал, когда мать вернулась с полным подносом.
– Это кафе славится своими сладостями. – Она передала ему тарелку с долькой шоколадного пирога – глазурь уже таяла – и тарелку с яичными тартами. Два кофе – для него и для нее – и кучка пакетиков с сахаром и пластиковых баночек со сливками.
– Спасибо. – Он взял ложку, которую она протянула, и попробовал пирог. Глазурь была такая сладкая, что язык свернулся в трубочку.
Мать следила за ним.
– Вкусный пирог?
– Вкусный.
Она съела маленький кусочек и запила кофе. Он видел, где размазалась ее подводка, и брови она обвела карандашом, который оставил крошки.
– Попробуй тарт.
Она подтолкнула к нему тарелку. Он послушался и откусил.
– Вкусно, – сказал он, хотя тарт уже начинал черстветь.
– Ты всегда любил сладкое.
Он прижал крошки пирога ложкой, смущаясь под ее взглядом.
– Кушай еще.