Берегись! Сейчас я буду тебя спасать

Каждую ночь Эмма теперь засыпала с молитвой на губах. Она стала понимать, как всё устроено. Она осознала, какие глупые фокусы были эти её занятия. И то, чему учили её раньше, и то, что она делала с водой, и то, что знали все вокруг.

Умеет ли так Глер?

Понимает ли он магию так, как эти простые люди?

Он жил лучше, чем те нищие, что радостно несли Эмме свои записи. Он был уже городским ребёнком.

В глазах этих людей была вера. Они верили Эмме, что она изменит мир. Изменит. И если Глер не знает того, что узнала Эмма – она и его научит.

* * *

За день до примерки свадебного платья Эмма отчаялась исправить что-то в своей жизни. Её волосы ещё немного отросли, но она всё ещё напоминала мальчишку. Свадьба неумолимо маячила к концу недели, и единственное, что помогало скрыться от дурных мыслей и переживаний – это походы на заветную поляну, которая преобразилась и изменилась до неузнаваемости.

В роще за домом, вдруг стало больше птиц и живности, и Эмма с восторгом понимала, что это она тому причина. Неведомый язык, которым пользовались те люди, был прекрасен и певуч, от каждого слова, произнесённого на нём, кожа покрывалась мурашками, а тело отзывалось.

Если раньше для магии были нужны эмоции: страх, злость, ненависть, то теперь было необходимо спокойствие и желание. Эмма стала чувствовать ту, с кем ведёт беседу. Землю.

Она стояла на ней, она вдыхала её запах, она верила, что всё вокруг – это она. И слова молитвы сами собой шли на язык, а всё кругом бурлило и было готово служить.

Не оживлять человечков и не проращивать цветочки. А воздевать и разрушать, давать и забирать жизнь. Что-то большее и более величественное. Настоящее.

Эмма теперь точно знала: если захочет – перевернёт и дом, и всё графство.

Она становилась с каждым днём всё смелее и сильнее и никогда бы не сказала больше, что маги земли слабы и бесполезны.

Это убийственно и страшно, то что они могут.

И каждый должен об этом узнать.

Осталось всё правильно рассчитать, а время уходило.

Два месяца минуло с того дня, как Эмму увезли. Два месяца, как Глер без неё скитается в поисках артефакта и даже не может послать никакую весточку.

А Эмма понимала, что стала совершенно другим человеком, будто стала больше, будто сердце её увеличилось вдвое, а то и втрое, и для всего стало хватать места, а любовь и тоска заполнили его до самых краёв.

Марла в восхищении слушала слова, которые пела Эмма, закрыв глаза, обращаясь к основе своих сил, и не могла сдержать восторженной улыбки.

– Ах… это чудо.

– Чудо – это то, что ты открыла мне глаза, Марла. Я тебя освобожу, слышишь?

Марла смущённо опустила голову.

– Эй!

– Спасибо, Миледи… я буду верить, но…

– Верь мне, Марла.

– Там… платье ваше привезли.

– Уже? – ахнула Эмма. Она боялась этого дня. Боялась показаться на глаза матери и отцу. Боялась увидеть себя в свадебном платье.

Она так изменилась внешне. Глаза Эммы налились изумрудным цветом, волосы стали терять пепельный оттенок, становясь почти пшеничными. Они все ещё торчали, но теперь завивались в мягкие кудряшки, почти незаметные, вечно спутанные и грязные от париков.

– Они ждут, что я примерю его сегодня? – спросила Эмма.

– И платье для торжественного приёма тоже тут, – кивнула Марла.

– А это ещё зачем?

– Так ваш батюшка пожелал… Он, кажется, торопится. Он желает скорее свадьбу устроить, Миледи. Он созвал всех на приём, уж как бы не задумал чего. И Алиготе завтра прибудут. И сёстры ваши возвращаются. Что же делать?..

– Тш-ш, не бойся так, – велела Эмма и задумалась, напряженно перебирая варианты.

– Ты думаешь, он устроит свадьбу завтра же?

Марла кивнула.

– Он пожалеет. Я клянусь. Я не верю, что стану женой Алиготе! А это что-то да значит.

Глава про примерку и свадьбу

Платье было превосходным во всех отношениях, и Эмма с сожалением отмечала, что и сама бы себе выбрала нечто подобное. Кремовое кружево, не вульгарное и не вычурное. Изящный фасон. Лёгкая юбка, без сотни нижних, в такой не устанешь всю ночь плясать нувар. И даже белый парик, уже так надоевший, совсем не казался ужасным. Его украсили, облегчили. И отросшие волосы не так сильно чесались под ним.

Только вот по мере того, как стайка горничных приносила всё новые и новые предметы туалета, превращая Эмму в настоящую принцессу, ей всё больше казалось, что не на примерке она, а на главном представлении. Все молчали, никто не расхваливал будущую невесту, и от этой тишины брала жгучая тоска.

Эмма так не привыкла жить без бесед с самой собой, а уж теперь и вовсе стало паршиво.

Никто ничего не афишировал. Все делали вид, что ничего особенного не происходит…

У крыльца стояла карета, не пышно украшенная, но парадная. На такой семья Гриджо выезжала в Бовале в первый день сезона или использовала её для поездок в театр. Белоснежная и запряженная тройкой лошадей.