Берегись! Сейчас я буду тебя спасать

– Она смотрит на тебя. На твоё малодушие, – шептал он. – Она умрёт из-за того, что какая-то избалованная эгоистка отказалась стать женой богатого наследника… Ты даришь мне незабываемые минуты блаженства, в которые я в который раз убеждаюсь, что воспитал чудовище, которое заслужило свою участь… Как же я надеялся, что ты не станешь такой, как я верил, что ты станешь обычной. Я почти это получил в день твоей помолвки, но ты сбежала… ты о чём-то догадывалась? М?

– Что? – дрожащим голосом переспросила Эмма.

– Ты догадывалась… иначе бы не совершила столько опрометчивого поступка… Милая, милая Эмма. Ты сама себя погубила. Ты была бы женой Алиготе, обычной девушкой, обычной Траминеркой. Теперь всё это ты получишь и посчитаешь величайшим даром, после того, как всего лишилась. Магию тебе… не вернуть.

Эммой овладела настоящая ярость, и пальцы, впившиеся в бетонный пол, вдруг вошли в него на дюйм, как в масло. Неро этого не видел, Неро искал признаки страха на лице дочери, а она только злобно скалилась, уверенная, что ничего у него не выйдет. Она наверняка знала одно: больше она не будет эгоистичной и слабой. Она знала, что все её беды только от того, что оставалась ребёнком, что не понимала ценности магии, человеческого отношения, чести и совести. Больше так нельзя. Она копала себе могилу своими инфантильными поступками.

Однако, оказывается однажды это спасло ей жизнь… Показало, что существует любовь.

И теперь ради этой жизни и этой любви нужно побороться.

– Не боишься спать со мной в одном доме, отец? – с горечью спросила Эмма, не понимая, что же делать дальше.

Только бы он не добрался до Глера… Остальное мы переживём.

– Не боюсь. Будь ты сильной, не совершила бы свой позорный побег, Эмма. Решайся. Счёт дням этой самозванки не долог.

Эмма перевела взгляд на девушку, скинув руку отца, снова увидела тонкую несчастную фигурку, сгорбившуюся, дрожащую.

– Я подчинюсь твоей воле, отец, – глупой голос Эммы прокатился по коридору и погиб ударившись о глухую стену. – Отпусти её.

– Непременно. В день твоей свадьбы.

И Неро, насвистыва,я ушёл, а Эмма и девушка остались одни.

Эмма не желала с несчастной беседовать, но та сама подняла голову, как только стихли шаги графа. Встала с лавочки и приблизилась к решётке. Эмму охватил настоящий ужас.

– Вы… меня отпустят? – тихо поинтересовалась девушка.

– Отпустят, непременно, – кивнула Эмма. – В день… мое свадьбы.

– Но как?

Эмма непонимающе уставилась на лже-Эмму.

– Просто отпустят, если отец обещал – он сделает, ему важно только получить мою жизнь, а не отнять вашу.

Девушка будто всё ещё ничего не понимала. Она дрожала и качала головой, как тогда на суде.

– Я вас оставлю. Ничего не бойтесь. Я найду вас после освобождения. Обещаю, всё наладится…

А девушка только снова покачала головой.

* * *

Вернувшись в графство, Эмма заперлась у себя и не выходила из комнаты.

Она гадала, где же Глер, и не знала, как сказать ему однажды, что произошло и почему она не сдержала слова.

Их голем сидел на тумбочке у кровати. Печальный, с треснувшей ручкой. Это будто была частичка Глера, оставшаяся с Эммой, трогательное послание от него.

Убить себя проще, чем стать женой Гая Алиготе, он вдруг показался ещё более отвратительным, а сама себе Эмма из прошлого показалась непроходимой дурой. Верила в любовь и сказки.

“Убью себя, как только увижу, что девушка на свободе. В самом деле убью… жаль только не вырвусь из дома раньше, чем свершится первая брачная ночь… о, как я его ненавижу, и себя, и то что будет. Не верю, что он будет со мной наедине, что ему я поклянусь в верности… “

Эмма села перед зеркалом, оттёрла лицо от краски, стянула парик.

Она слышала, как отъехал экипаж сестры, как дети прошли мимо спальни Эммы и стукнули в дверь – условный сигнал. Но вместо того, чтобы выйти она велела войти им.

– Тётя… – шепнула Зола, глядя на короткие торчащие волосы Эммы.

– Не обращай внимания, отрастут. Подождите минуту, и мы пойдём, хорошо?

Дети кивнули. Эмма ещё раз протёрла лицо холодной водой, взяла голема и спряталась ненадолго в гардеробе, где сменила белое в цветочек платье на мужские брюки и желтоватую грубую рубашку.

Это ей удалось купить в городе, рассчитавшись серёжкой. Отец уехал без неё, оставив слуге денег на наёмный экипаж, и пока тот искал, на чём же вернуться домой, сказала, что желает посетить лавку готового платья, что располагалась вниз по улице. Слуга лишь пожал плечами, проводил Эмму до салона и сообщил, что вернётся через десять минут. Десяти минут оказалось предостаточно. Свёрток со штанами и рубашкой даже немного грел душу.