Берегини

У родителей Весны и Зорянки, кроме дочерей, подрастали еще сыновья – мал мала меньше. И хотя отец молча хмурил брови, слушая рассказ Долгожданы, и без особой приязни поглядывал на чужеземцев, а мать плакала, не переставая, было видно, что мальчишкам Халльдор понравился. Они так и крутились возле него, разглядывали воинский пояс и ножны, скрывавшие меч, и все подначивали друг дружку подойти поближе и сесть рядом на лавку. Младший брат конунга даже на них не смел поднять глаз – сидел с горящими от волнения щеками, глядя в пол и позабыв всю словенскую речь, которой терпеливо учили его Зорянка с подружками.

– Свадьба у них с Халльдором была осенью, в канун Радогоща. На севере в это время справляют праздник урожая, – рассказывала Долгождана. – Пир собрали богатый, веселились до глубокой ночи…

– Выходит, пировали лучше, чем на свадьбе старшей сестры? – спохватилась мать. Долгождана помедлила немного, потом ответила:

– Весна, как и полагается, вышла замуж раньше, еще до Купалы. Мы тогда на острове Хьяр жили, каменистом, голодном… не до богатых угощений было, ячменной каше и то радовались. Зато теперь живут они с Лодином хорошо, ни в чем нужды не знают. Девочку-сироту взяли себе, а теперь уже, верно, и сын у Весны родился.

– Лодин хороший человек, и наш конунг ценит его, – проговорил Асбьерн, поднимаясь и с поклоном протягивая хозяину дома увесистый сверток. – Это он просил передать вам как выкуп за невесту, чтобы ему потом не пришлось вводить в род своих сыновей. Чтобы ваша дочь стала ему женой по закону.

Суровый селянин принял сверток, чуть развернул, а потом отодвинул в сторону, не изменившись в лице. Тогда Асбьерн подтолкнул Халльдора, и молодой воин, отчаянно смутившись, стал выкладывать на стол подарки – отцу, матери, младшим ребятишкам… Мать тихо ахнула, увидев серебряные застежки для плаща и подвески – невиданное богатство! А Халльдор низко поклонился родителям и начал что-то быстро говорить. Долгождана пересказала его речь по-словенски:

– Если покажется, что выкуп слишком мал, он обещает потом привезти еще, сколько скажете. И еще он сказал, что никогда не обидит Зорянку, будет ее любить и беречь. А когда у нее родится сын, он позволит ей дать ему второе, словенские имя, какое она пожелает.

Какое-то время хозяин дома молчал, задумчиво поглаживая бороду. Потом вздохнул и, поднявшись со скамьи, повернулся к жене:

– Ну что, мать, накрывай на стол…

А родителям прочих девчонок рассказали, что уплыли их красавицы в Готланд, присматривать себе женихов среди датчан – мол, на острове Хьяр неженатых мужчин почти не осталось. Больше ничего Долгождана рассказывать не стала, но пообещала при случае узнать у датского хёвдинга, какую судьбу выткала Доля для каждой из девушек.

Время здесь летело быстро, словно на ласточкиных крыльях. И порой Долгождане хотелось думать, будто они вернулись сюда насовсем. Снова каждое утро за окнами княжеского терема вставало ясное солнце, снова ветер шелестел молодой березовой листвой, приносил со двора отзвуки знакомых голосов. Снова весело поскрипывали под ногами ступени, когда Долгождана поднималась в свою девичью светлицу. И казалось, что теперь так будет всегда… Но на пятый день их пребывания в Радонце Асбьерн стал собираться в обратный путь. Дольше гостить было некогда – их ждали в Рикхейме. Пусть и без обещанной ярлом подмоги.

Асбьерн так и не заговорил об этом с Мстиславичами, не стал просить их послать своих воинов с ним на север, биться за неведомый, чужой остров Мьолль. Но если спрашивали – охотно рассказывал о предстоящем походе, о строительстве корабля. В ответ князь делился с ним своими заботами: говорил про то, как по осени поедут за данью на север и восток, как будут принимать гостей из соседнего города. Ратибор звал ярла с дружиной поохотиться на медведя, на кабана, или хотя бы проехаться с ловчими соколами за пестрыми утками. Один Радим ничего не говорил, только молча слушал и задумчиво теребил усы.

Накануне отъезда Асбьерн все же отправился на охоту с Мстиславичами. Взял с собой Халльдора и еще нескольких хирдманнов. Долгождана осталась дома перебирать приданое – что оставить за ненадобностью, а что взять с собой. Вновь расставаться с братьями и с родной словенской землей ей не то что не хотелось – даже думать об этом было больно. Но она понимала, что по-другому нельзя. Женская судьба – всюду следовать за мужем, быть ведомой, разделять с любимым все радости и тяготы жизни. А иначе незачем и замуж выходить.

Скрипнула дверь, и в светлицу заглянула Надёжа. Увидев опечаленную Долгождану, невестка подошла, села рядом. Вздохнула:

– Привыкла я, что ты снова дома. Все думала, вдруг останетесь? Хорошо бы жилось здесь твоему ярлу, Мстислав высоко бы его посадил.

– Он Эйвинду конунгу, побратиму своему, клятву дал, – покачала головой Долгождана. – И пока жив, ее не нарушит. Но если нынче вернут они Мьолль, я упрошу его приходить сюда каждое лето.

Надёжа обняла ее, погладила по голове. А потом прервала долгое молчание:

– Попросить тебя хочу…