Берег Живых. Выбор богов. Книга вторая

Расправив плечи, царевич шагнул в зал. Радуясь тому, что того требовал этикет, он опустился на одно колено перед Владыкой, склонил голову, кладя ладонь на рукоять хопеша. Пока не приказали смотреть в глаза – он и не будет. Заодно и успокоится.

«Тоже мне, младший военачальник, командир взвода, – подстёгивал себя юноша. – Да соберись ты уже! Голубь ощипанный, а не сокол Ваэссира…»

Стало чуть легче, хотя царившая в тронном зале тишина давила, угнетала.

Запоздало Ренэф отметил про себя, что Нэбвен сидит в невысоком плетёном кресле в паре шагов от него. Впереди, на возвышении, расположились на тронах отец с матерью. Нет. Император и царица. Великий Управитель, как всегда, стоял в тени, за правым плечом Владыки.

– С возвращением, царевич Ренэф Эмхет, – проговорил Владыка. – Но я ожидал тебя намного раньше.

Даже в его интонациях словно не осталось ничего живого, рэмейского, и от того было ещё больше не по себе. Ни гнева, ни даже толики раздражения – просто ничего.

Разумеется, говорил Император не об этом вечере, а о своём приказе возвращаться в столицу.

Собравшись с мыслями, Ренэф заставил свой голос звучать твёрдо:

– Я нарушил твой приказ, Владыка Обеих Земель, и готов понести наказание.

– Ты нарушил один из моих приказов, – уточнил Император. – Другой ты исполнил превосходно, совершил даже больше, чем можно было просить и ожидать. Ты проявил себя как блестящий военачальник в обстоятельствах, в которых сориентировался бы не каждый ветеран. И твой вклад в расследование преступления против Дома Владык неоценим… хоть это и едва не стоило тебе жизни, к нашей великой печали.

От изумления Ренэф забыл про этикет, поднял голову и воззрился на отца. Издевается?

Владыка говорил абсолютно серьёзно. И никто из присутствующих не улыбался.

– Я бы хотел, чтобы на этом наш разговор и завершился, – продолжал Император, и царевичу показалось, что он уловил нотки горечи. – На твоих подвигах. На моей гордости за тебя. Но Закон справедливости требует, чтобы я принял во внимание все грани произошедших событий, – взгляд Владыки, потеплевший было, снова стал непроницаемым, когда он изрёк: – Царевич Ренэф Эмхет, я лишаю тебя звания военачальника – ты вернёшься в войско Таур-Дуат как солдат. Остатки твоих отрядов будут расформированы, а воины перейдут под начало других командиров. Временно я лишаю тебя всех привилегий твоего положения – твоё слово не будет иметь вес перед военачальниками имперской армии. Ты продолжишь свою службу в сепате Нэбу. Там же будет проходить твоё дальнейшее обучение как одного из моих наследников.

Ренэф видел, как мать побледнела, но ничего не сказала, не стала оспаривать решение – и за это царевич был ей благодарен. Приговор Императора был во много раз мягче того, который он вынес бы себе сам.

И уж тем более он не ожидал, что отец отметит что-то, кроме его рокового промаха.

– Я принимаю твою волю, мой Владыка, – с достоинством ответил Ренэф.

Он хотел было уже просить дозволения задать вопрос о Нэбвене, но Император поднял ладонь.

– Оставьте нас.

Царица медленно поднялась с трона. Её лицо оставалось совершенно непроницаемым, когда она проходила мимо Ренэфа и Нэбвена. Взгляд Хатепера был теплее. Когда Великий Управитель вышел за порог, он кликнул слуг, и те помогли Нэбвену.

Потом двери закрылись, и воцарилась та же тяжёлая тишина.

Ренэф на всякий случай снова склонил голову.

– Я не могу сказать тебе ничего, что ты бы уже не знал и так, – проговорил Император. – Наше счастье – и проклятие – видеть результаты своих действий достаточно быстро. Каждое наше деяние имеет резонанс больший, чем деяния других. Ты получил возможность убедиться в этом. И никто не накажет тебя сильнее, чем ты уже наказал себя сам.

Почти то же сказал ему Нэбвен – ещё там, в Лебайе…

– Посмотри на меня, царевич Эмхет, – прозвучал приказ, которому никто из живущих противиться не мог.

Ренэф поднял взгляд, окунаясь в золотую бездну, древнюю, вечную. В этой бездне он видел своё отражение, отражение своей Силы, что вела за собой других… отражение всех тех, кто закрывал его собой, исполняя его волю… От боли стало тяжело дышать, и с губ сорвался глухой рык. Он пошатнулся, едва удержав равновесие, но не отвёл взгляд – пил до дна своё осознание пережитого там, сызнова, раз за разом.

– За тебя будут сражаться и умирать. Твоя задача – сделать так, чтобы это было не зря. Ты уже понимаешь это, и потому… – взгляд Ваэссира снова стал взглядом Секенэфа, почти смертным, а голос зазвучал мягче: – И потому я горжусь тобой, сын.

Ренэф не понял, в какой момент отец вдруг оказался рядом, сжал его руку в воинском рукопожатии и рывком поднял на ноги. Голова шла кругом, и он никак не мог осмыслить то, что услышал.

«…горжусь тобой…»