– Я приведу Твоего Избранника в этот храм, обещаю Тебе, – прошептал Колдун, опускаясь на колени в жесте не унижения, но глубочайшего почтения, ведь разве могло быть место унижению, когда руки Бога обнимали его, возносили над всем. – Он узнает всю ту правду, которую прочим выгодно было скрыть… Но прежде, молю, помоги мне достичь другого, помоги рассечь его связи с прежней жизнью. В миг, когда все отвернутся от него, когда жрецы Собачьего Бога исполнят свой приговор, помоги мне дотянуться до того, кому даровала крупицы своего Знания возлюбленная моя Серкат… того, чьё имя Перкау.
Колдун не видел бальзамировщика никогда, кроме как издалека, не знал ни лица его, ни запаха. Зыбкий образ сейчас рождался перед его мысленным взором, но стены храма Ануи, осиянные присутствием Псоглавого, и десятки жрецов Стража Порога надёжно защищали пленника. Маг не мог соприкоснуться с ним, не мог войти в его сны и разбудить спящую сторону его Силы.
Оба – и Избранник, и жрец – были вне его досягаемости, и это вызывало в нём гнев и отчаяние, прорывавшееся даже сквозь всепоглощающую радость от ритуального соприкосновения с Владыкой Первородного Огня.
Устало Колдун опустил руки, но так и не открыл глаз, силясь разглядеть больше, чем просто зыбкий образ. Самка ша положила голову ему на плечо, делясь своей Силой и поддержкой.
И в тот же миг ему показалось, что лёгкая ладонь легла на другое его плечо.
Любимый голос, серебристый, высокий, звенящий, как одинокая струна в пустоте, как плач холодных звёзд над пустыней, звучал далеко на границах его восприятия, хрупким эхом вторя отгремевшим словам гимнов. Он почувствовал, как под сомкнутыми веками выступили слёзы, и затаил дыхание, чтобы не нарушить момент.
«Я так боюсь не уберечь, потерять твоё наследие… О, если бы ты знала…»
Воспоминание о давних её словах, которые она говорила ему, отчётливо вспыхнуло в памяти, как если бы она, живая, сказала их ему теперь:
Дыхание ша согревало, напоминая о живительном дыхании Серкат. Никогда он не забывал её рук, её родного присутствия, как никогда не забывал её мудрость. Но как отчаянно ему не хватало Серкат, особенно в те мгновения, когда он осознавал пределы своих сил и не мог преодолеть их даже во имя её памяти!
«Помоги мне сохранить ещё часть тебя, как не сумел сохранить тебя всю… Помоги спасти их, для нас…»
Он вдруг отчётливо увидел ступени так хорошо знакомого ритуала, и огонь чужой крови горел на его пальцах рубиновыми искрами. Но в миг, когда пришло осознание, – ускользнуло, неумолимо истаяло из его восприятия яркое присутствие Серкат.
– Нет, не оставь!.. – хрипло вскрикнул он, хоть и знал, что она всегда остаётся с ним.
Но реальность возвращалась, по мере того как стихали в ритуальном пространстве отзвуки отгремевших здесь гимнов и отступали тени, оживившие лик Владыки Каэмит.
Маг судорожно вздохнул, тяжело опершись на здоровую руку. Внутри было больно и сладостно; эти ритуалы всегда словно вынимали сердце из груди, даруя так много и пытая невозможным.
Самка ша лизнула его в лицо, окончательно возвращая к действительности. Почуяв, что теперь стало безопасно, из-под наоса выбежали щенки и, толкаясь, устремились к нему. Колдун рассмеялся сквозь слёзы, глядя на стаю, благословившую храм своим присутствием.
«Тебе бы понравилось, моя драгоценная Серкат…»
Обернувшись через плечо, он посмотрел на самца, несколько взволнованного переменой его настроения, потом заглянул в глаза своей ша.
– Как думаешь, не пришло ли время разомкнуть круг? – спросил он, поглаживая то одного, то другого щенка, лезущих ему под руку за своей порцией ласки.
Столько дней оба ша охотились вместе, и, казалось, самка уже начала доверять своему спутнику. Сейчас, обострённым после ритуала чутьём, Колдун чувствовал, что беды́ стае самец не принесёт, и у него не было причин не доверять этому своему ощущению.
Самка ответила ему долгим взглядом, потом величественно прошла к границе круга и села там, выжидающе глядя на него. Маг поднялся и, стараясь не споткнуться о кого-нибудь из детёнышей, следовавших за ним по пятам, тоже подошёл к границе.
– Мы верим тебе, – произнёс он, глядя в глаза самцу. – Но не забудь, что они под моей защитой.
Зверь чуть склонил гривастую голову.