Берег утопии

ЧААДАЕВ (пробует вслух). "Некоторые люди, не принадлежа ни к Востоку, ни к Западу, остались в стороне от других народов… Возрождение обошло некоторых людей… Некоторые люди сидели в своих норах…" (Возвращает страницы.) Вы позволите мне подумать над вашим предложением?

Шевырев пятится с поклоном. Спешно входят АЛЕКСАНДРА И ТАТЬЯНА, возбужденно переговариваясь.

ТАТЬЯНА. Бедная Натали. АЛЕКСАНДРА. Она уступила его из любви!

Они торопливо уходят.

ЧААДАЕВ. Чудесно… чудесно…

Во время перемены картины Любовь проходит через сцену в танце сама с собой и, в самом конце, вдруг начинает кружиться и исчезает из виду.

Март 1835 г.

На сцене светлеет. День неделей позже. НАТАЛИ вбегает в комнату в некотором возбуждении, граничащем с легкой истерикой. За ней идет МИХАИЛ, слегка пристыженный.

НАТАЛИ. Наверное, я сама виновата. Иначе как могло получиться, что вы оба… это так унизительно!

МИХАИЛ. Да, но справедливости ради надо заметить, что Николай и я унизили тебя каждый по-своему.

НАТАЛ и. Я его больше знать не хочу.

МИХАИЛ. У Николая все происходит от внутренней сдержанности.

НАТАЛИ (С подозрительным недоверием). Он что, себя сдерживал?

МИХАИЛ. Ну, с тобой у него, вероятно, не было необходимости…

НАТАЛИ (вспыхивая). Что ты имеешь в виду?

МИХАИЛ. У вас просто произошло недоразумение. Вот в прошлом году, в деревне, молодая жена соседа завела его в беседку, поцеловала, сняла с себя все, что там на ней было, и…

Н АТАЛ И. НО ведь вы знакомы всего неделю!

МИХАИЛ. ОН мне рассказал на прошлой неделе. Мы обсуждали трансцендентальный идеализм, кушали устрицы, и слово за слово…

HAT АЛ и. Понятно. Ну и что было дальше?

МИХАИЛ. Дальше… Мы перешли к разделению духа и материи…

НАТАЛИ. В беседке.

МИХАИЛ. В беседке она потребовала, чтобы он поцеловал ее… в ее… ее - ну ты сама понимаешь.

НАТАЛИ. Не может быть!

МИХАИЛ. Может. Ну, обе ее… обе из них.

НАТАЛИ. ОХ. Ладно, рассказывай дальше.

МИХАИЛ. Знаешь, я только что вспомнил.

НАТАЛИ. ЧТО?

МИХАИЛ. Я обещал никому не говорить.

НАТАЛИ. Ну теперь ты просто обязан сказать.

МИХАИЛ. Нет, право, лучше не стоит…

НАТАЛИ. Михаил!

МИХАИЛ (спешно). Одним словом, целуя ее в… бюст, он вдруг осознал, что ему лишь казалось, будто его душа воспаряет к святому союзу с ее душой, а на самом делепро исходило отрицание превосходства духа над материей… И он не мог продолжать, ему стало противно… его тошнило…

НАТАЛИ. И он ей это объяснил, да?

МИХАИЛ. Нет, он сбежал. Вот этим я и отличаюсь от Станкевича.

НАТАЛИ. Чем?

МИХАИЛ. Мне противно еще до того, как я начал. Не с тобой, не с тобой.

НАТАЛ И. Не понимаю, почему это называют романтизмом. (Сбита с толку.) У Жорж Санд все совсем по-другому.

МИХАИЛ. Натали, ты даешь мне веру в себя. Если хочешь знать, Шеллинг сам не понимает всего значения своей философии. Возвыситься до Общей идеи - значит дать волю нашей природной страсти…

НАТАЛ И. Да! И ты сделаешь это. Видишь, я понимаю тебя лучше всех, даже лучше твоих сестер.

МИХАИЛ. МОИХ сестер?

НАТАЛИ. ОНИ тебя любят, но видятли они, какой ты на самом деле? Постигли ли они твой внутренний мир?

МИХАИЛ. Наверное, нет…

НАТАЛ И. ОНИ так и не возвысились над объективной реальностью, в которой ты всего лишь их старший брат.

МИХАИЛ (просвещенный). Ну, оно и понятно!

НАТАЛ и. Я им все объясню. Я передам с тобой письмо, когда ты поедешь домой, пусть прочитают.

МИХАИЛ. Хорошая идея.

Лето 1835 г.

Редакция "Телескопа". Помещение, подходящее для издания малотиражного журнала. Оно мало чем отличается от обыкновенной комнаты. Мы видим входную дверь и дверь во внутреннюю комнату. ЧААДАЕВ сидит, дожидаясь. Из внутренней комнаты входит БЕЛИНСКИЙ с готовым набором и гранками и направляется к единственному столу. Чаадаев встает. Белинский И удивлен его появлением. Светскости у Белинского не прибавилось.

ЧААДАЕВ. Чаадаев. БЕЛИНСКИЙ. Белинский. ЧААДАЕВ. А профессор Надеждин… БЕЛИНСКИЙ. Нет, пока еще нет. Но должен скоро быть. ЧААДАЕВ. Ага. Могу я сесть? Б Е л и н с к и й. Да. Тут есть стул.

Чаадаев садится. Пауза. Белинский по-прежнему стоит в ожидании.

ЧААДАЕВ. Не беспокойтесь, пожалуйста, я не хотел вас отвлекать от… БЕЛИНСКИЙ (в смятении). А-а. Спасибо. (Садится к столу, но ерзает.) Проходит время.

ЧААДАЕВ. Надеждин обедает? БЕЛИНСКИЙ. Нет, он на Кавказе. ЧААДАЕВ. Ага. Что ж… в таком случае… БЕЛИНСКИЙ. Но я жду его со дня надень. ЧААДАЕВ. И тем не менее. БЕЛИНСКИЙ (в сильном смущении). Я не вполне понял…

ЧААДАЕВ. Виноват, целиком моя ошибка.

БЕЛИНСКИЙ. ОН уехал на Кавказ на несколько месяцев.

ЧААДАЕВ. Конечно.

БЕЛИНСКИЙ. Он оставил меня за главного.

ЧААДАЕВ. В самом деле? Позвольте вам сказать, что качество "Телескопа" заметно улучшилось в последнее время и более чем искупает нерегулярность появления новых номеров.

БЕЛИНСКИЙ (мрачно). А, так вы заметили.

ЧААДАЕ в. Не беспокойтесь. Было бы неплохо, чтобы Шевыреву достало ума пропустить пару номеров "Наблюдателя", вот славная была бы от него передышка.

Белинский мгновенно веселеет и начинает почти злорадствовать, полностью забывая о своей стеснительности. Говоря о знакомых предметах - литературе и критике, он преображается.