Бен Гурион

«Моя жизнь не из легких… Я никогда не жаловался и не жалуюсь… но чувствую себя одиноким, несмотря на то, что у меня есть много друзей и соратников… и именно это особенно тяжело для меня. Бывают моменты, когда… я мучаюсь от нерешенных серьезных проблем и рядом нет никого, к кому я могу обратиться. Я остаюсь один с тяжелой, порой невыносимой ношей… Как мне дороги каждый знак любви и дружбы, которые ты проявляешь… Но иногда не осознанно, не нарочно, не отдавая себе отчета ты огорчаешь меня, и от этого я страдаю еще больше и мое чувство одиночества возрастает».

Тот факт, что она является спутницей Бен-Гуриона, не приносит Пауле ни малейшего удовлетворения, но накопившиеся повседневные заботы приводят ее к уверенности, что в жизни мужа были другие женщины. На первый взгляд, эти страхи могут показаться удивительными. Мысль о том, что такой человек, как Бен-Гурион, ухаживает за женщинами, не соответствует представлению о его жизни — ни личной, ни общественной. Однако в годы юности он отличался сентиментальностью, ему нравились хорошенькие женщины, и можно предположить, что в зрелом возрасте, занимая большое положение, он не остался безразличен к женской красоте. До настоящего времени ни одна женщина не написала ни одной строчки о своих близких отношениях с Бен-Гурионом. Вероятно, те, кто искал его общества, предпочли об этом умолчать, чтобы сохранить его репутацию. Как только он станет премьер-министром, близкие и соратники воздвигнут глухую стену молчания вокруг его личной жизни, а о его отношениях с женщинами никогда и нигде не будет опубликовано ни слова.

Некоторые пытаются объяснить внебрачные связи Бен-Гуриона чувственной пустотой, царящей в его отношениях с Паулой. Правда это или нет, но он никогда не считался склонным к амурным похождениям и не думал, что такая слава может способствовать упрочению его репутации. Много лет спустя он вынужден был встать на защиту Моше Даяна, чья любовная история стала достоянием гласности. Отвечая на письмо обманутого мужа, он пишет:

«Надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я не смешиваю интимный, личный аспект с общественной стороной дела… Это различие существует не только в наше время, оно существовало всегда, даже в самые далекие времена, и расценивалось — и должно расцениваться — с двух точек зрения… Мужчина может прожить всю свою жизнь аскетом и святым и не занимать административный пост, и наоборот».

В заключение, чтобы доказать справедливость своего высказывания, он процитировал царя Давида и адмирала Нельсона: «Невозможно (и, на мой взгляд, недопустимо) рассматривать тайную, интимную жизнь человека — мужчины или женщины — и тем самым определять его место в обществе». Когда по аналогичному поводу к нему обратилась Руфь Даян, он ответил: «К этому надо привыкать, личная и общественная жизни выдающихся людей часто проходят параллельно, но никогда не пересекаются». Однако эти слова не утешили Руфь Даян, для которой «мир рухнул».

Такой же была реакция Паулы, когда в сороковых годах она внушила себе, что муж ей изменяет. В отчаянии и гневе она помчалась в Иерусалим к Рахиль и Ицхаку, ближайшим друзьям мужа, и, рассказав о своих подозрениях, стала угрожать покончить с собой. Ценой невероятных усилий им удалось ее успокоить, и они стали ее уговаривать.

«Мы посоветовали ей вернуться к нему, проявить интерес к его делам и работе и вновь завоевать его любовь, — вспоминает Рахиль Бен-Цви. — Так и случилось. Пересилив себя, она стала участвовать во всех его делах и начинаниях; она привязалась к нему и воспринимала его жизнь как свою собственную, чем и отстояла свое место рядом с ним».