В этой резкой перемене политики есть горькая ирония судьбы. В начале войны ревизионисты разделяли точку зрения Жаботинского, который настаивал на сотрудничестве с Великобританией в борьбе против Гитлера. Их секретный военный отдел «Иргун» («Национальная военная организация») тоже следовал этой линии с таким усердием, что бойкотировал организованные Бен-Гурионом демонстрации протеста против указов о продаже земель! Однако размах подобного сотрудничества с англичанами заставил взбунтоваться самых фанатичных членов «Иргуна». Под руководством Авраама Штерна они призвали к войне до победного конца против полномочных властей, которая приняла форму крупномасштабного терроризма. Это было непримиримое расхождение взглядов, и после смерти Жаботинского в рядах «Иргуна» произошел раскол. В конце концов группа Штерна стала называться «Лехи» — сокращение по первым буквам «Бойцы за свободу Израиля». «Иргун» преодолел долгий период замешательства, когда его члены разрывались между желанием вступить в английскую армию и бороться с нацизмом или же воевать против «Белой книги». Что касается группы Штерна, то они колебались в выборе лучших средств борьбы с англичанами. Их экстремистские лозунги не нашли поддержки у населения, а ограбления банков для финансирования своей деятельности и смерть еврейских полицейских способствовали полной дискредитации. Почти смертельный удар «Лехи» получила от англичан, которые обнаружили убежище Штерна и убили его.
В 1944 году «Иргун» прерывает перемирие с полномочными властями и переходит к действиям под руководством бывшего шефа «Бетара» в Польше Менахема Бегина — человека смелого, блестящего и красноречивого оратора, обладающего уникальными организаторскими способностями, который сумел дать новую жизнь организации. Члены «Иргуна» разворачивают жестокий террор, взрывая по всей стране британские представительства, нападая на полицейские посты и убивая офицеров. Переодевшись арабами или надев форму британских солдат или полицейских, они захватывают оружие в английских казармах и берут заложников.
Во время этих операций многие члены «Иргуна» убиты или ранены, и часть еврейской общины, в основном молодежь, восхищена отважными бойцами, которые, рискуя жизнью, сражаются против иностранного господства. Однако большинство населения настроено против террора. Для руководителей «Еврейского агентства» насилие является лишь политическим оружием, к которому можно прибегнуть только в регламентированных политических и моральных рамках. «Иргун» же превысил допустимые пределы, сопровождая свою борьбу против англичан ограблениями банков и убийствами «предателей» и «стукачей».
Возрастала опасность возникновения братоубийственной войны между диссидентами — «Иргун», с одной стороны, и «Лехи» и «Хагана», с другой. В октябре 1944 года Бегин встречается с Моше Снэ, руководителем национального штаба «Хаганы», приближенным Бен-Гуриона. По словам Снэ, Бегин несколько раз повторил, что «после смерти Жаботинского мы видим в лице Бен-Гуриона единственного человека, который сможет руководить политической борьбой сионизма. Мы готовы поступить в его распоряжение, но только после того, как Бен-Гурион станет во главе комитета национального освобождения или возглавит еврейское временное правительство, начав войну против правительства [британского]». Бегин говорит о войне, Снэ — о политических мотивах и требует, чтобы «Иргун» прекратил террористические акты хотя бы временно. Однако беседа приобретает характер диалога двух глухих, как это было при встрече Бегина с Элияху Голомбом, официальным главой «Хаганы». Не сумев убедить Бегина положить конец терроризму, Голомб в конце разговора заявляет, что «Хагана» будет наносить удары «Иргуну» до тех пор, пока последний не прекратит террор. По словам Бегина, Голомб сказал: «Мы встретим вас внутри и вышвырнем вон!». В это самое время у некоторых членов «Хаганы» уже был в руках готовый план действий против «Иргуна». В момент, когда напряжение достигло своего апогея, происходит убийство в Каире, которое и спровоцировало развязывание боевых действий против террористических групп.
В ноябре 1944 года после пятилетнего отсутствия Вейцман готовится вернуться в Палестину. Прежде чем покинуть Лондон, он в последний раз беседует с Черчиллем, который советует ему поехать в Каир и встретиться там с лордом Мойном, министром, постоянно проживающим на Среднем Востоке. «За два года он сильно изменился и приобрел политическую зрелость», — подчеркивает британский премьер. Однако через два дня после этого разговора и за несколько дней до приезда Вейцмана лорд Мойн был убит двумя членами «Лехи», которые специально для этого прибыли в Каир. Вейцман в ужасе. В письме к Черчиллю он выражает «свое глубокое возмущение и ужас», а также заявляет, что «такого рода политические убийства особенно отвратительны». Бен-Гурион не выражает соболезнований, но решает жестоко наказать за неповиновение.