Бен-Гур

Он помолчал, смущенный тем, что в его мечте не нашлось места для дочери, и добавил, поцеловав ее:

– И счастье для ребенка твоей матери.

Она сидела тихо, не шевелясь и не говоря ни слова.

– О чем ты думаешь, Есфирь? – уже обычным тоном спросил он ее. – Если мысли твои имеют форму желания, поведай мне его, маленькая, и предоставь мне исполнить его.

Она ответила с совсем детской простотой:

– Пошли за ним, отец. Пошли за ним сегодня же вечером и не позволяй ему отправиться в цирк.

– Ax! – воскликнул он, несколько продлив свое восклицание, чтобы скрыть чувства.

Взгляд его снова упал на водную гладь реки, где тени кораблей стали еще темнее, поскольку луна спустилась за холм Сульпия, предоставив звездам одним освещать ночной город. Надо ли нам произносить слово, о читатель? Симонидис испытал приступ ревности. Если бы она и в самом деле любила молодого хозяина! Но нет! Этого не может быть, она слишком молода для такого чувства. Но мысль эта уже захватила его сознание. Дочери его было шестнадцать лет. Последний день ее рождения они вместе провели на верфи, где в этот день спускали на воду новую галеру. Он прекрасно помнил, как сам окрестил эту галеру именем своей дочери и на желтом флаге, затрепетавшем на ее мачте, вспыхнуло имя «Есфирь». Но сейчас осознание этого факта как ударом поразило его. Подобное осознание всегда бывает болезненно; особенно в отношении самого себя – то, например, что мы стареем и, самое страшное, что мы должны умереть. Нечто подобное носил и он глубоко в своем сердце. Разве недостаточно было того, что ей придется встретить самую цветущую пору своей юности рабыней; нет, она должна будет отдать хозяину свою страсть, свою искренность, свою нежность и изысканность, которые он, отец, так хорошо знал. Демоны, чья задача состоит в том, чтобы терзать нас страхами и горькими мыслями, редко когда делают свою работу наполовину. Но все же в этот момент острой душевной боли он громадным усилием совладал со своими чувствами и спокойно спросил:

– Ему не ходить в цирк, Есфирь? Почему, дитя мое?

– Это не место для сына Израиля, отец.

– Так бы мог сказать раввин, Есфирь! Это единственная причина?

Тон его голоса был испытующим и пронзил ее до глубины души, так что она не смогла ответить сразу же, испытывая смущение, новое и странным образом приятное для нее.

– Молодой человек должен получить состояние, – сказал Симонидис, беря дочь за руку. – Он должен получить суда и шекели – все, Есфирь, все. Но я все же не чувствую себя бедняком, потому что со мной остаешься ты и твоя любовь, так похожая на любовь моей дорогой Рахили. Скажи мне, может быть, он получит и ее тоже?

Есфирь склонилась к отцу и прижалась щекой к его голове.

– Говори же, Есфирь. Я буду сильнее, если узнаю правду. В знании заключена сила.

Она выпрямилась.

– Успокойся, отец. Я никогда не оставлю тебя; и, хотя моя любовь принадлежит ему, я всегда буду твоей служанкой, как и сейчас.

И, склонившись, она поцеловала его.

– И еще, – продолжала она, – облик его мне приятен, и звук его голоса тронул мои чувства, и я трепещу при мысли, что ему грозит опасность. Но все же такая безответная любовь не может быть истинной любовью, так что я буду ждать, помня о том, что я дочь твоя и моей матери.

– Да благословит тебя Господь, Есфирь! Благословит за то, что с твоей любовью я остаюсь богачом, даже потеряв все остальное! И Его святым именем я клянусь, что ты не претерпишь никаких страданий.

Чуть позже, по его звонку, пришел слуга и перекатил кресло в комнату, где Симонидис еще какое-то время сидел, думая о приходе царя. Есфирь же ушла в свою комнату и безмятежно заснула сном ребенка.

Глава 12 Римская оргия

Как уже говорилось, дворец, расположенный неподалеку от дома Симонидиса, был построен знаменитым Эпифаном и представлял собой воплощение всей мыслимой роскоши; вкус его создателя тяготел скорее к громадности, чем к классическим пропорциям. Другими словами, он был в архитектуре подражателем, стоявшим ближе к Персии, чем к Греции.