Бен-Гур

Антиохия, XII. Кал. Юл.

Мессала — Гратусу.

О мой Мидас!

Молю тебя, не обижайся на это обращение, но толкуй его лишь как выражение любви и благодарности, а также признание тебя счастливейшим из смертных, тем более, что уши твои унаследованы от матери и находятся в должной пропорции к твоей мужественной красоте.

О мой Мидас!

Должен сообщить тебе о поразительном событии, которое, хотя и находится еще в сфере предположений, несомненно, должно оказаться под твоим постоянным вниманием.

Позволь мне сначала оживить одно твое воспоминание. Вспомни, довольно много лет назад была в Иерусалиме княжеская семья, невообразимо древняя и несметно богатая — Бен-Гуры. Если в твоей памяти случится пробел, то шрам на голове поможет вспомнить некоторые обстоятельства.

Далее, чтобы возбудить твой интерес. В наказание за покушение на твою жизнь — да не позволят боги кому и когда бы то ни было доказать, что это был несчастный случай, — семья была схвачена и осуждена, а имущество конфисковано. И поскольку, мой Мидас, мы получили санкцию цезаря, который был так же справедлив, как мы — умны, — да не увядают цветы на его алтаре! — то не будет укором вспомнить о суммах, полученных нами от реализации имущества, за что я не устану благодарить тебя никогда, и уж во всяком случае, пока пользуюсь, как сейчас, неиссякаемыми удовольствиями, какие обеспечивает моя доля.

В подтверждение твоей мудрости (качество, как я теперь вспоминаю, не отличавшее сына Гордия — которому я имел смелость тебя уподобить — ни среди богов, ни людей) я вспоминаю решение, принятое тобою относительно семьи Гуров — план, показавшийся нам тогда оптимальным, ибо обеспечивал молчание и неизбежную, но естественную, смерть. Ты должен помнить, что сделал с матерью и сестрой злоумышленника; и если теперь я поддаюсь желанию спросить, живы они или нет, то лишь зная дружелюбие твоей натуры и надеясь, о мой Гратус, что ты извинишь своего не менее искреннего друга.

Как более актуальное обстоятельство для настоящего случая, осмеливаюсь напомнить тебе, что сам злодей был отправлен пожизненным рабом на галеры — так гласил приговор, и мне тем более странно излагать событие, которому посвящено письмо, что я сам читал приговор, передававший его командиру галеры.

С этого места читай внимательно, мой великолепный фригиец!

Учитывая продолжительность жизни на галерах, наш справедливо осужденный преступник должен уже умереть, или, если быть более точным, одна из трех тысяч Океанид должна была взять его в мужья по меньшей мере пять лет назад. И, если ты простишь мне мгновенную слабость, о добродетельнейший и добрейший из людей, поскольку я любил его в детстве, а также потому, что он очень красив — я в восхищении называл его Ганимедом, — он по праву должен был попасть в объятия красивейшей из дочерей этой семьи. Так или иначе, придерживаясь этого мнения, я прожил пять лет в спокойствии и невинных наслаждениях состоянием, которым, отчасти, обязан и ему. Упоминаю об этой обязанности, отнюдь не намереваясь уменьшить своих обязательств перед тобой.

Теперь приступаю к самой интересной части. Прошлой ночью, давая праздник для только что прибывшего из Рима! общества, — их крайняя молодость и неопытность взывали к моему сочувствию — я услышал странную историю. Консул Максентий, как ты знаешь, прибывает на днях, чтобы возглавить кампанию против парфян. Среди сопровождающих его честолюбцев есть один, сын бывшего дуумвира Квинта Аррия. Случайно я спросил о нем. Когда Аррий отправлялся в погоню за пиратами, победа над которыми принесла ему последний титул, у него не было семьи; обратно же привез наследника. Теперь соберись с силами, как подобает обладателю столь многих талантов в звонких сестерциях! Сын и наследник, о котором я говорю — это Бен-Гур, коего ты послал на галеры — тот самый Бен-Гур, который должен был умереть у весла пять лет назад — он вернулся ныне с состоянием, титулом и, возможно, римским гражданством. Конечно, твое положение слишком прочно для беспокойства, но я, мой Мидас, я в опасности — не нужно объяснять, какой. Кто должен это знать, если не ты?

Ты скажешь: «Ну тебя!»

Когда Аррий, приемный отец этого призрака, явившегося из рук прекраснейшей из Океанид (смотри выше, почему я считаю ее таковой), присоединился к сражающимся с пиратами, его судно было потоплено, и из всей команды спаслись только двое — сам Аррий и этот его наследник.

Офицеры, снявшие неудачливого трибуна с доски, передавали, что его товарищем был некий юноша в одежде галерного раба.

Звучит достаточно убедительно, чтобы остановиться на этом, но если ты снова скажешь: «Ну тебя!», добавлю, о мой Мидас, по счастливой случайности я столкнулся с таинственным сыном Аррия лицом к лицу и утверждаю: хоть я не узнал его в тот момент, он — тот самый Бен-Гур, который был товарищем моих игр; тот самый Бен-Гур, который, будь он даже человеком самого низкого происхождения, должен и момент, когда я пишу тебе, думать о мести — ибо, будь я им, я думал бы только об этом — мести за испорченную жизнь, мести за страну, мать, сестру, себя самого и — говорю об этом в последнюю очередь, хотя ты вполне мог подумать и в первую — за потерянное состояние.

Теперь, мой добрый благодетель и друг, мой Гратус, ради оказавшихся под угрозой сестерциев, потеря которых была бы худшей из бед для твоего состояния, я больше не называю тебя именем старого глупого фригийского царя; теперь (имею в виду: прочитав все предыдущее), ты не говоришь более «Ну тебя!» и готов подумать о мерах, необходимых при такой опасности.

Было бы вульгарным спрашивать тебя: «Что делать?» Позволь лучше сказать, что я твой клиент; а еще лучше, что ты — мой Улисс, чьим мудрым указаниям я готов следовать.

И я льщу себя мыслью, что вижу тебя, получающим это письмо. Вижу, как ты читаешь его в первый раз — серьезно; затем перечитываешь с улыбкой; и вот, наконец, все сомнения отброшены, выход найден с мудростью Меркурия и решимостью Цезаря.

Солнце уже высоко. Через час от моих дверей отправятся два гонца, каждый с запечатанной копией этого письма; один поедет сушей, другой — морем: столь важным полагаю я надежно и быстро передать тебе весть о появлении нашего врага в этой части римского мира.

Жду твоего ответа здесь.

Передвижения Бен-Гура, разумеется, будут зависеть от его господина, консула, который, даже если не даст себе отдыха ни днем, ни ночью, не сможет управиться здесь быстрее, чем за месяц. Ты знаешь, каково это — подготовить армию, к действиям в пустынной, лишенной городов стране.

Я видел еврея вчера в Роще Дафны, и если сейчас он не там, то, несомненно, где-то поблизости, что делает нетрудным держать его под присмотром. Так что, если бы ты спросил меня, где он в данный момент, я сказал бы с полной уверенностью, что искать его следует в Пальмовом Саду, под шатром этого изменника, шейха Ильдерима, которому недолго осталось ждать нашей твердой руки. Не удивляйся, если Максентий первым делом посадит араба на корабль и отправит в Рим.

Я так подробно распространяюсь о местонахождении еврея; ибо знаю уже и льщу себя мыслью, что стал мудрее от этого знания, что в любом плане человеческих действий всегда необходимо учесть три элемента: время, место и средства.

Если место тебя устраивает, не колеблясь доверь это дело своему самому любящему другу, он же — самый способный твой ученик.

МЕССАЛА