Бен-Гур

— Пойдемте, — обратился он к обоим, — еда готова.

Бен-Гур подал руку Балтазару, провел его к столу, и вскоре каждый сидел на своем коврике, как требует того восточный обычай. Они умыли руки принесенной водой, затем, по знаку шейха, слуги замерли, и зазвучал дрожащий от священного чувства голос египтянина:

— Отец сущего, Бог! Все, что есть у нас, принадлежит тебе; прими же нашу благодарность и благослови далее выполнять волю твою.

Это было то самое приветствие, которое праведник произносил одновременно со своими братьями: греком Гаспаром и индусом Мельхиором, каждый на своем языке — одном из тех, на которых прозвучала весть о Божественном явлении, — перед трапезой в пустыне много лет назад.

Стол, к которому они обратились после благодарственной молитвы, был, как нетрудно догадаться, богат любимейшими на Востоке кушаньями и деликатесами: горячими лепешками, овощами, мясными блюдами и блюдами из мяса и овощей, козьим молоком, медом и маслом; и все это елось — напомним — без помощи современных приборов: ни ножей, ни вилок, ни ложек, ни даже тарелок не было на столе. В этой части трапезы говорили немного, ибо все были голодны. Когда же подошел черед десерта, когда были снова омыты руки, заново накрыт стол и сменены салфетки на коленях, сотрапезники готовы были говорить и слушать.

В такой компании: араб, еврей и египтянин — все верующие в единого Бога — и в те времена возможна была только одна тема для беседы; и кто из троих мог вести беседу, если не тот, кому было явлено Божие чудо, кто видел явление в звезде, слышал указующий голос, был препровожден столь далеко и столь чудесно Духом Божиим? И о чем он мог говорить, если не о том, что призван был испытать?

ГЛАВА XV Впечатление, произведенное Балтазаром на Бен-Гура

Тени, упавшие с гор на Пальмовый Сад, не оставили синеющему небу и дремлющей земле сладкого промежутка меж днем и ночью. Последняя наступила рано и быстро, и против ее мрака молчаливыми рабами были воздвигнуты на четырех углах стола медные четырехрукие светильники с серебряными масляными лампами. При их свете продолжалась беседа, которая велась на сирийском диалекте, известном всем народам этой части мира.

Египтянин рассказал историю встречи троих в пустыне и согласился с шейхом, что именно в декабре двадцать семь лет назад они попросили убежища от Ирода. Повествование было выслушано с пристрастным интересом — даже рабы старались не пропустить ни слова.

По ходу рассказа впечатление, производимое Балтазаром на Бен-Гура усиливалось, а к концу стало слишком глубоким, чтобы допускать сомнения в истинности; он желал только одного: узнать, если это возможно, что предвещает удивительное событие.

Для шейха Ильдерима история была не нова. Он слышал ее от троих мудрецов при обстоятельствах, не оставлявших места сомнению, и отнесся к ней тогда со всей серьезностью, поскольку укрывать беглецов от гнева первого Ирода было опасно. Теперь один из троих снова сидел за его столом как желанный гость и почитаемый друг. Несомненно, шейх верил в подлинность истории, однако по самой природе вещей центральное ее событие не могло воздействовать на него с такой всепоглощающей силой, как на Бен-Гура. Араб интересовался лишь последствиями чуда; взгляд же Бен-Гура был чисто еврейским.

Вспомним, что он с колыбели слышал о Мессии, кто был одновременно надеждой, страхом и гордостью избранного народа; пророки — с первого до последнего — предрекали его пришествие, бывшее и остававшееся темой бесчисленных толкований раввинов в синагогах, школах и Храме, на людях и в тесных беседах, так что в конце концов он вошел в надежду сынов Авраама, где бы они ни обитали, и стал тем мерилом, по которому и строилась их жизнь.

Долгие рассуждения позволены проповеднику, писатель же должен рассказывать и не имеет права оставлять своих персонажей, а потому лишь замечает изумительное единодушие избранного народа относительно Мессии: он должен быть, когда придет, ЦАРЕМ ИУДЕЙСКИМ — их Цезарем. Он должен мечом завоевать землю, а потом, ради их выгоды, именем Божьим удерживать ее довеку. На этой вере, дорогой читатель, фарисеи, или сепаратисты (последнее название — чисто политический термин), построили громадный дворец надежды, превышавший мечты македонца. Тот претендовал на землю, а они желали и неба; бескрайняя фантазия святотатственных эгоистов намерена была прибить ухо Всемогущего Бога к своей двери в знак вечного рабства.

Возвращаясь непосредственно к Бен-Гуру, вспомним, что было два обстоятельства, относительно освободивших его от влияния заносчивой веры соотечественников-сепаратистов.